"Глеб Иванович Успенский. Письма из Сербии" - читать интересную книгу автора

недохват, недоимки выше головы, который постоянно виноват, постоянно в
работе, постоянно "гонит" куда-то, который не только не имеет возможности
отдыхать или лениться, но, напротив, почти зауряд обязан совершать
подвиги, требующие сил и энергии, немыслимых для обыкновенного, не
искусственно приготовленного человека... Младший брат, сытый и с ленцой,
не спеша плетется на сытых волах, в "свою" светлую, полную довольства
"кучу"... Старший "гонит" от "кучи", по чужой надобности, гонит не евши,
гонит на некормленной лошади, а иногда умеет тысячи верст ехать на одном
кнуте... Кто не слыхал этого выражения: "всю дорогу, братец ты мой, на
одном кнуте ехал!" Это значит, что для выполнения надлежащим образом
упомянутой езды необходима была какая-то сверхъестественная,
могущественная сила - кнут, так как естественных сил ни в людях, ни в
животных, участвовавших в езде, не хватало; они были ничтожны и, только
благодаря кнуту, - вытянулись в струну, напряглись до сверхъестественной
силы и вынесли [Один русский "народный" балет, "Конек-Горбунок", весь
построен на необычных свойствах кнута. Здесь волшебная палочка
обыкновенных иностранных балетов заменена кнутом, который в течение 5
действий лупит всех и вся и достигает изумительных результатов.
(Примеч. Г. И. Успенского.)].
Ввиду обилия вот таких-то мелочных черт в характерах и нравах двух
братьев, черт, свидетельствующих о значительной между этими братьями
разнице решительно во во всем, кроме общей для обоих потребности
освободиться от подчинения западноевропейскому ходу жизни, - причем
младший брат отлично знает это подчинение, а старший, хоть кряхтит от
убытка, но откуда он идет не знает, а полагает только, что виноват тут
волостной старшина или пьяница-прохвост писарь, - ввиду вот этой-то
сложности явлений, обнаруженных сербским делом, размышления мои невольно
опять приводили к вопросу о том, каковы-то "мы"
были во всей этой теперь уже окончившейся истории.
Несколько лет тому назад, если помнят читатели, на Васильевском
Острове, в Петербурге, было обнаружено варварское дело. Какая-то женщина,
из личных расчетов, заперла другую женщину в темную комнату и продержала
ее в ней целых пятнадцать лет. Только через пятнадцать лет кто-то
совершенно случайно узнал об этом заживо погребенном человеке - и двери
тюрьмы были открыты; заточенная женщина найдена была в ужасном положении;
в грязи, одичалая, почти превратившаяся в скота... Я прошу читателя
воспроизвести только впечатление, которое могла бы произвести на него эта
женщина, если бы он сам увидал ее... Ну, так вот такое же впечатление
произвел "средний"
русский человек, хлынувший нынешним летом за границу...
Повторяю еще раз, я прошу помнить только впечатление, производимое
человеком, отвыкшим жить на белом свете, разучившимся жить, не говоря о
причинах, которые отучили его от жизни - одичать можно и от страшного
труда и от утомительнейшего бездействия, как одичала заточенная. Так вот
именно, благодаря такой-то "одичалости", мне казалось, что большинство
простонародных, да и благородных, добровольцев, попав в чужую сторону,
например, в Австрию, были как будто сконфужены за себя, как был бы
сконфужен обыватель мансарды, неожиданно перенесенный в бальную залу. Он
ничуть не хуже этих расфранченных танцоров и тузов; он знает хорошо, что
он умней, даровитей большинства их, но он будет все-таки растерян, так как