"Глеб Иванович Успенский. Заграничный дневник провинциала" - читать интересную книгу автора

другого, молодого гения; что если в последние годы Франция потеряла так
много сильных голов, то это значит, что на место утраченных явятся новые и
новые силы и что, сообразно обилию утрат, надо ожидать и обилия грядущих и
обновляющих сил. Передать в точности подлинные выражения Гюго я не могу, -
у меня нет под руками подлинной речи, да и трудно вообще передать
красноречие этого маститого оратора и романиста, который говорит и пишет
как-то колесом, как ходят колесом наши деревенские ребята. Но смысл
приведенного отрывка, как мне кажется, передан точно. Прочитав это, я
порадовался: авось, подумал я, придет кто-нибудь из свежих людей, принесет
свежие силы и примется поступать рассудительно. Гюго говорит - грядут! И
действительно, за несколько дней до смерти Жорж Занд вдруг пронеслась
весть о том, что французская учащаяся молодежь задумала устроить конгресс
- собрание учащейся молодежи всех стран, для того чтобы сплотить во имя
братства все эти молодые силы, разумеется на служение общему благу.
Повеселел я, узнав об этом, и с нетерпением стал ожидать первого собрания.
Наконец это собрание состоялось, - и что же? Из братского общества для
начала сплочения были на первом же собрании выгнаны немцы. Признаюсь,
немало это удивило меня, особливо удивило тогда, когда коновод этого
конгресса, г. Мерже, один из здешних студентов, обнародовал в газетах
письмо в объяснение недоумения общества и литературы, сочувствовавших
этому братству. Письмо это адресовано к журналисту Шарлю Ревер. "Вы
говорите, - пишет Мерже, - что "у знаний нет родины", и потому на
студенческий конгресс должна быть допущена учащаяся молодежь всех
национальностей. Но цель наша - ее знание: мы, как учащиеся, не беремся за
то, что составляет дело учителей; наш конгресс - не академия и не
занимается научными вопросами. Цель конгресса - во имя всемирного братства
сплотить молодежь всей Европы. Вы находите, что и ради этой цели
немцев-студентов устранять ке следовало бы, - но я не согласен с вами.
Наша вражда к немцам не патриотическая; они взяли у нас Страсбург, но мы
можем напомнить им и Берлин и Иену; точно так же русским можем напомнить
Севастополь, австрийцам - Вену и т. д. Стало быть, поражение, нанесенное
нам немцами, ке имеет тут никакого значения. Дело все в том, что войны
Франции всегда велись за освобождение, за идею, за прогресс, тогда как
немецкие войны велись только ради захвата, ради того, чтобы завладеть
чужим и угнетать его. Немецкая молодежь вовсе не чужда этой идее,
руководящей немецкой нацией в ее войнах, и не только не чужда, а прямо
воспитывается в этой идее, и особенно во враждебных чувствах к нам,
французам. Почитайте немецких поэтов:
Арндта, Кернера, Шенкендорфа; они еще с начала столетия поучали
необходимости пролить французскую кровь. Таково воспитание немецкого
студенчества до сих пор".
Мне, как закоренелому российскому патриоту, - говоря правду, - очень по
вкусу такой афронт, нанесенный немцам; ко если я, подобно г. Мерже, изгоню
из своего миросозерцания такую вещь, как вражда, то поступок юного
конгресса, с г. Мерже во главе, утрачивает для меня всякую прелесть. "Не
имея вражды, мы изгоняем немцев из общества, образовавшегося во имя
всеобщего братства, потому что они питают к нам вражду". Тут даже и
глупости очень довольно, и уж ни единой капельки нет нового. Напротив,
само французское юношество, полагающее необходимым напомнить о том, что
должно быть между людьми что-то братское, само начинает, подобно