"Верховная жрица" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)Глава 6Наутро Римо Уильямс проснулся вместе с солнцем. Скатившись с матраса, потянулся и подошел к большому стенному шкафу. Внутри с одной стороны на деревянных плечиках висели его тенниски, с другой стороны – брюки. Все запачканные белые тенниски Римо выбрасывал, черные на всякий случай оставлял. А носил он только черные или белые тенниски. Самые простые. Без каких-либо дурацких надписей или рисунков. Брюки же Римо предпочитал исключительно хлопчатобумажные или твидовые, в основном коричневые, серые или черные. Впрочем, черные брюки, в отличие от черных теннисок, очень быстро обтрепывались – приходилось выбрасывать и их. Уильямс выбрал белую тенниску и свежую пару черных брюк, но тут вспомнил, о чем предупреждал его Чиун накануне вечером. Сегодня они поедут искать живую бунджи-ламу. Пришлось остановиться на черной рубашке и серых брюках. Не ясно, когда они вернутся, но в надежде, что поездка окажется не слишком долгой, пожалуй, не стоит брать лишнее. Перекинув одежду через руку, Римо поспешил в свою личную ванную. Из-за закрытой двери доносился какой-то шум. – Кто там? – постучавшись, спросил Уильямс. – Это я, Кула, – ответил громкий голос. – Вода достаточно теплая? – Удивительно холодная. – Ты принимаешь холодный душ? – Я моюсь в белом колодце, вода тут прохладная, и в нее приятно погружать лицо. – Для полного удовольствия дерни еще серебряную ручку, – посоветовал Римо, досадуя, что его личную ванную так бесцеремонно заняли. Ладно, есть еще шестнадцать секций с ванной в каждой из них. Найти свободный душ не проблема. Из соседней ванной послышались какие-то странные звуки. Дверь была не заперта, и Римо заглянул внутрь. Святой жрец Лобсанг Дром Ринпоче, совершенно нагой, сидел рядом с ванной и зубными щетками хозяина помещения счищал грязь с черепа и плеч покойного бунджи-ламы. – Что за ерундой ты занимаешься? В ответ на приветствие Римо Лобсанг Дром высунул язык и сказал: – Старый бунджи-лама должен выглядеть достойно, когда мы будем представлять его преемнице. – Когда закончишь, не забудь вымыть ванну. Это замечание явно задело тибетца. – Ты же здешний слуга, не я. – Ладно. Я приведу ванну в порядок, если ты согласишься помыться. – Омовение я совершу, когда настанет подходящее для этого время. – И когда же оно наступит, подходящее время? – Когда новый бунджи-лама взойдет на Львиный трон. Ибо я дал обет, что до этого великого дня не стану совершать омовений. – Ты дал обет, что не будешь мыться? – Да. А как поступают в таких случаях верующие христиане? – Как всегда. Ходят к обедне. Постятся. Воздерживаются от интимных отношений. Если все это не поможет, играют в бинго[11]. – Я тоже принял обет безбрачия. – Раз ты не моешься, то принимать обет безбрачия уже необязательно, – бросил Римо, направляясь к следующей ванной. «Ни одна женщина не ляжет в постель с таким грязнулей», – подумал он, развивая высказанную вслух мысль. Из кухни снизу доносились какие-то звуки: там, видимо, хлопотал Чиун. Ученик решил с мытьем пока подождать и, на ходу одевшись, спустился вниз по лестнице. При его появлении мастер Синанджу даже не обернулся. Только шумно принюхался и недовольно поморщился. – Я вижу, сегодня утром ты не принимал душа, – сказал он сухо. – Можешь обозвать меня грязным тибетцем. – Ты куда хуже немытого тибетца! Постоянно дерзишь. Смириться с твоим запахом – еще куда ни шло, но спускать тебе!.. – Послушай, эти люди – твои друзья. Не стыдно тебе надувать их всей этой липовой историей с бунджи-ламой? Чиун стремительно обернулся. – Как ты смеешь, Римо, разговаривать так со мной, с человеком, который очистил тебя от скверны этой белой страны и возвысил над всеми белыми?! – Прости мою непочтительность, папочка. – Я делаю все что могу, лишь бы дети в моей деревне сытно ели и ни в чем не нуждались. Если мой император говорит мне, что враг обрел чрезмерную силу и должен быть уничтожен, разве я спрашиваю, в самом ли деле этот враг заслуживает смерти? Я иду туда, где он живет, и, каковы бы ни были мои собственные чувства, выполняю императорское повеление. Такое обязательство я взвалил на свои хрупкие плечи, когда стал учителем. То же самое надлежит делать и тебе. Ибо, если мы станем уклоняться от выполнения своего долга, золото перестанет прибывать к бесплодным берегам Синанджу, жители деревни, которые не могут ловить рыбу, потому что вода в заливе слишком холодная, и не могут возделывать землю, потому что она слишком каменистая, вынуждены будут топить своих ребятишек, поскольку не смогут их прокормить. – Послушай, я уже выучил все это наизусть. Чиун склонил свою птичью головку набок. – И ты веришь моим словам? – Не вполне. – Чему именно ты не веришь? Римо на мгновение задумался. – Честно сказать, ничему. – Ничему?! – Да. Вряд ли ребятишкам хоть когда-либо на протяжении веков угрожала опасность, что их утопят. Может, всю историю выдумали твои предки, поскольку вытворяли такое, о чем стыдно вспомнить? К тому же золота у тебя уже столько, что ты в состоянии прокормить всю Корею. Казалось, сейчас грянет взрыв. – Ты в самом деле так думаешь? – холодно поинтересовался Чиун. Римо с вызовом скрестил на груди сильные жилистые руки. – Да. Извини, но я действительно так думаю. Мастер Чиун наклонил свою голову на другой бок и хихикнул. – Ты учишься быстрее, чем я ожидал. Ученик недоумевающе моргнул. – Так ответь же на мой вопрос! Почему ты накалываешь своих друзей? Они так серьезно относятся ко всему, что связано с бунджи-ламой. Ведь это их религия! – Все очень просто. – Ну? Чиун многозначительно поднял палец. – Ведь они обратились за помощью к мастеру Синанджу. – И что же? – И предложили целую комнату золота, – сказал Чиун, выбросив сжатые кулаки к потолку так стремительно, что широкие рукава его кимоно вмиг ниспали, обнажив тонкие костлявые руки. – Мне следовало бы догадаться об этом, – вздохнул Римо. – Послушай, не могу ли я остаться дома, когда вы поедете по своим делам? – Неужели ты допустишь, чтобы твой приемный отец путешествовал в компании незнакомцев, без всякой охраны? – Ты просто хочешь, чтобы я тащил твои сундуки. – Мои сундуки потащит Кула. – А что понесу я? – Ты, – со значением произнес Чиун, возвращаясь к горшку с рисом, – возьмешь на себя бремя заставить почетного гостя тащить мои сундуки. Через два часа Римо уже тащил сундуки своего учителя к взятому напрокат лимузину, стоявшему на стоянке совместного владения. Так как предполагалось, что поездка займет всего день, Чиун не настаивал на том, чтобы брать с собой все четырнадцать своих сундуков. Он приказал ученику отнести всего пять, но тот заартачился: – В багажнике места всего на четыре сундука! – Ну что ж, – неохотно сдался Чиун, – придется ограничиться четырьмя. Втиснув последний сундук в просторный багажник, Римо запер его. – Почему ты запер багажник? – тут же спросил Уильямса Кула. – Потому что он полон. – А что мы будем делать с сундуком с бунджи-ламой? – Вот черт! Совсем запамятовал. – Как ты мог забыть о бунджи-ламе?! – Сам не понимаю, но в багажнике для него места нет. – Значит, он поедет вместе с нами. – Надо подумать. – А разве не ясно, что бунджи-ламе по положению подобает ехать вместе с нами? Римо на миг задумался. – Что, если я поеду на переднем сиденье? – Согласен, – сказал Кула. – Хорошо, – кивнул Римо, надеясь, что перегородка, отделяющая передние сиденья от задних, окажется воздухонепроницаемой. Она и в самом деле оказалась воздухонепроницаемой. Однако, услышав, что Римо сядет впереди, мастер Синанджу отпустил нанятого им дорогого шофера, предоставив ученику самому вести машину. Что до бунджи-ламы, то Чиун собственноручно взгромоздил его на переднее пассажирское сиденье. Уильямс обнаружил это, лишь сев за руль. Он поспешно открыл все окна и через зеркало заднего вида зло сверкнул глазами на мастера Синанджу. Чиун сиял простосердечной доброжелательностью. Римо завел машину, и вскоре они уже катили по юго-восточной скоростной автостраде, к северу от Логанского аэропорта. Обычно это шоссе называли «автострадальной дорогой», но в это утро движение было довольно спокойным. По внутреннему переговорному устройству послышался раскатистый голос Кулы: – Почему в холодильнике нет кумыса? – Напомните, чтобы, когда мы вернемся, я устроил им в конторе разнос по этому поводу. Да это просто возмутительно: нет кумыса! – отозвался Римо. – Ты живешь в совершенно нецивилизованной стране, Белый Тигр. – Кто бы спорил, только не я. – Не расстраивайся. В моем личном воздушном корабле кумыса хоть залейся. Римо заморгал. – У тебя личный самолет? – А как, ты думаешь, я сюда прибыл, на кобыле? И все дружно рассмеялись над белым придурком, которого мастер Синанджу так радушно принял под свое крыло в надежде превратить если не в корейца, то уж в человека, хоть немного его напоминающего. Самолет оказался чистого небесного цвета с серебряными полосами вдоль бортов. Этот «Боинг-747» принадлежал какой-то экзотической авиакомпании, имени которой, впрочем, на фюзеляже не значилось, только на хвосте виднелся силуэт тяжелого колеса, водруженного на древко с девятью конскими хвостами. Римо знал, что таков был бунчук Чингисхана. По обеим сторонам люка навытяжку стояли первый и второй пилоты, одетые в традиционные халаты – дэлы – монгольских кочевников. Стоило только мастеру Синанджу, Куле и Лобсангу Дрому покинуть лимузин, как они низко поклонились. Римо принялся таскать сундуки, и оба пилота разом закричали, чтобы он пошевеливался. – Заткнитесь, – тихо буркнул Уильямс, укладывая сундуки Чиуна в открытое багажное отделение. – А то я вам хвосты прищемлю. Последний сундук – с бунджи-ламой – он отнес прямо в кабину к пилотам. В салоне была тьма кромешная. Все вокруг, включая и окна, было завешено пестроцветными монгольскими коврами, даже на полу вместо кресел только груды ковров. Лишь кое-где стояли низкие табуреты и сундуки. Римо уже приходилось бывать в войлочных монгольских юртах. Убранство салона напоминало ему эти кочевые жилища: только юрты обычно круглые и просторные, в самом центре стоит очаг, и от него к открытому отверстию в крыше ведет труба. Здесь очага не было, никакой дыры в потолке не зияло, но впечатление было такое, что он находится в очень длинном гере. – Поставь сундук с бунджи-ламой на почетное место! – крикнул Кула, кивнув на великолепный восточный ковер. – И закрой за собой дверь, – вмешался пилот. Выполнив все, что ему велели, Римо расположился на полу. – Приятно сознавать, что все это богатство не испортило тебя, Кула, – польстил он монголу. Кула просиял: – Тебе понравился мой воздушный корабль? Здесь есть все современные удобства: микроволновая печь, комната с колодцем. – А где же стюардессы? Кула непонимающе уставился на Римо. – Он имеет в виду рабынь, – пояснил Чиун. Кула нахмурился: – Мы не разрешаем монгольским женщинам летать. Не то у них будут рождаться двухголовые уродцы. Летать разрешается только воинам. – А американские женщины летают? – полюбопытствовал Лобсанг Дром. – Постоянно, – ответил Римо. – А как же поступают с детьми, которые рождаются с двумя головами? – Мать выбирает, какая голова ей больше нравится, и отпиливает лишнюю, – выпалил Уильямс. – Американки очень умные, – сказал Кула. – Может, американская женщина с огненными волосами и в самом деле бунджи-лама? – пробормотал Лобсанг Дром как раз в тот момент, когда заработали реактивные двигатели и увешанный коврами фюзеляж затрясся. Через минуту-другую они оказались в воздухе. Лобсанг Дром закрыл глаза и стал медленно и тягуче повторять священный звук «Ом». В руке он крутил что-то похожее на коробку из-под кошачьей еды на палке. Усыпанный бирюзовыми камнями деревянный ящик все вертелся и вертелся, издавая легкое поскрипывание. – И как долго это будет продолжаться? – поинтересовался Римо. – Молитвенное колесо, – пояснил Кула. – Туда кладут листок бумаги с записанной на нем молитвой. С каждым оборотом колеса молитва обретает все большую силу. – Но нам предстоит долгий полет, – простонал Римо. Кула растерянно моргнул. – Сколько переходов до этой земли, которая называется Калифорния? – Переходов? – Меньше пяти часов, – объявил Чиун. – Если ехать на коне? – Самолетом. Лобсанг Дром мгновенно широко открыл глаза. Они с Кулой обменялись удивленными взглядами. – Такое большое расстояние? – Это огромная страна, – кивнул Чиун. – Хотя и с отсталой культурой. Кула, нахмурившись, откинул ковер и расплющил свой и без того плоский нос о стекло иллюминатора. – Но я не вижу стад яков! – У них нет яков, – ответил Чиун. – Ни одного? – Ну, может, несколько полуголодных буйволов. – Оккупационная армия не сможет здесь раздобыть себе достаточно пропитания, – вставил Римо. Лицо Кулы потемнело. – Тогда мы приведем с собой яков. Как наш мирный дар. Чтобы усыпить бдительность белых людей. Пусть думают, что мы несем с собой мир. – Я вижу, вы не скрываете своих захватнических планов, – покосился на монгола Римо. – Вы намереваетесь доскакать на конях от внешней Монголии до самого Лос-Анджелеса и там объявить о переходе власти в ваши руки? Кула отпрянул от окна. – Конечно же, нет! – А как вы думаете провернуть это дело? – Очень просто. Япония закупила в Америке и других так называемых цивилизованных странах много земель и предприятий. – Верно. – Когда они скупят почти весь мир, мы захватим Японию. Остальные так испугаются, что не посмеют даже оказать сопротивление. – Похоже, у вас разработан долгосрочный проект. – Рим не за один день был захвачен, – беззаботно произнес Кула. – Ты хочешь сказать, что Рим не за один день был построен, – поправил Римо. – А что, думаешь, за один день можно захватить империю? – Должен тебя предупредить, что американский народ окажет сопротивление. – Я тебе кое-что покажу, – отозвался Кула, вынимая из изукрашенного ларца толстую книгу в кожаном переплете. Он нашел какую-то определенную страницу и передал фолиант Римо. Пробежав глазами строчки, тот увидел, что речь там идет о Чингисхане. Толстый палец Кулы указал на последний абзац. В былые времена критически настроенные персидские, китайские и арабские писатели клеймили Чингисхана как жестокого, безжалостного разрушителя, но его терроризм, в сущности, представлял собой тщательно рассчитанный вид психологической войны. Он никогда не ставил своей целью истребление людей вообще, как Гитлер, или какого-то общественного класса в частности, как Сталин и Мао. Несмотря на то что Чингисхан и разрушил несколько культурных центров, как правитель он проявлял терпимость к разным религиям и этническим меньшинствам. Сегодня Китай относится к нему сочувственно, Россия – осуждающе, тогда как в Монголии его почитают как символ монгольской государственности... – Что за идиот накатал такую чушь? – спросил монгола Римо. – Это отрывок из знаменитой мудрой американской книги, которая называется «Энциклопедия», – гордо ответил тот. В руках Римо и в самом деле держал энциклопедию. Ту самую энциклопедию, которую можно найти во всех школьных и университетских библиотеках. – Это открывает нам новые глубины падения политических взглядов, – пробурчал он, возвращая том. Кула так и лучился улыбкой. – Болдбатор Хан хорошо изучил западный образ мышления. Если мы станем убивать и грабить, не обращая внимания на национальную принадлежность, религию и цвет кожи, нас никто не осудит. К тому же мы, разумеется, проявим милосердие в своих завоевательных походах. Если какой-нибудь город, к примеру, сдастся без сопротивления, будут истреблены только мужчины. – Как вы добры к бедным отсталым американцам! – саркастически пролепетал Римо. – Будущее за царством мира, принесенного Монголией! – по-прежнему сияя, провозгласил Кула. – Будет очень хорошо, – одобрил Чиун, – если вы принесете восточную культуру в эту прозябающую во мраке невежества страну. Посмотрев на учителя, Римо спросил: – Значит, когда монгольская кавалерия вторгнется в нашу страну, ты будешь молчаливо наблюдать со стороны? Но ведь Америка платит тебе золотом! – Император Смит нанимает мастера Синанджу с одной-единственной целью: чтобы по его приказу он расправлялся с врагами Америки, – сказал Чиун. – Предотвращение каких-либо вторжений не входит в мои обязанности. Если император объявит Болдбатора Хана врагом Америки, я его убью. С сожалением, конечно, – добавил он, чтобы хоть как-то ублаготворить Кулу. – А если ты убьешь моего Хана, я вынужден буду отрубить твою прославленную голову, – парировал Кула. – Хотя и буду очень огорчен. – Какая смертная рука может остановить события, – вмешался Лобсанг Дром, – может предотвратить события, предопределенные Колесом Судьбы? – Но ведь мы все равно возродимся! – засмеялся Кула. – Все, кроме Белого Тигра, который, как христианин, лишен такой возможности. – А я и не хочу возрождаться, – заявил Римо. – Так-то вот! – Римо хочет сказать, что не желает возрождаться христианином, – поддел его Чиун. – Чушь собачья! – выпалил Уильямс и отправился в туалет, чтобы набрать воды из-под крана. Когда он вернулся, Кула и Лобсанг с нескрываемым ужасом уставились на бумажный стаканчик в его руке. – В чем дело? – удивился Римо. – Неужели ты собираешься пить воду, предназначенную для мытья рук? – спросил монгол. Белый придурок, с удовольствием осушив бумажный стаканчик, ответил: – Колодезная вода вредна для моего здоровья. |
||
|