"Верховная жрица" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава 6

Наутро Римо Уильямс проснулся вместе с солнцем. Скатившись с матраса, потянулся и подошел к большому стенному шкафу. Внутри с одной стороны на деревянных плечиках висели его тенниски, с другой стороны – брюки. Все запачканные белые тенниски Римо выбрасывал, черные на всякий случай оставлял. А носил он только черные или белые тенниски. Самые простые. Без каких-либо дурацких надписей или рисунков.

Брюки же Римо предпочитал исключительно хлопчатобумажные или твидовые, в основном коричневые, серые или черные. Впрочем, черные брюки, в отличие от черных теннисок, очень быстро обтрепывались – приходилось выбрасывать и их.

Уильямс выбрал белую тенниску и свежую пару черных брюк, но тут вспомнил, о чем предупреждал его Чиун накануне вечером. Сегодня они поедут искать живую бунджи-ламу. Пришлось остановиться на черной рубашке и серых брюках. Не ясно, когда они вернутся, но в надежде, что поездка окажется не слишком долгой, пожалуй, не стоит брать лишнее.

Перекинув одежду через руку, Римо поспешил в свою личную ванную. Из-за закрытой двери доносился какой-то шум.

– Кто там? – постучавшись, спросил Уильямс.

– Это я, Кула, – ответил громкий голос.

– Вода достаточно теплая?

– Удивительно холодная.

– Ты принимаешь холодный душ?

– Я моюсь в белом колодце, вода тут прохладная, и в нее приятно погружать лицо.

– Для полного удовольствия дерни еще серебряную ручку, – посоветовал Римо, досадуя, что его личную ванную так бесцеремонно заняли. Ладно, есть еще шестнадцать секций с ванной в каждой из них. Найти свободный душ не проблема.

Из соседней ванной послышались какие-то странные звуки. Дверь была не заперта, и Римо заглянул внутрь.

Святой жрец Лобсанг Дром Ринпоче, совершенно нагой, сидел рядом с ванной и зубными щетками хозяина помещения счищал грязь с черепа и плеч покойного бунджи-ламы.

– Что за ерундой ты занимаешься?

В ответ на приветствие Римо Лобсанг Дром высунул язык и сказал:

– Старый бунджи-лама должен выглядеть достойно, когда мы будем представлять его преемнице.

– Когда закончишь, не забудь вымыть ванну.

Это замечание явно задело тибетца.

– Ты же здешний слуга, не я.

– Ладно. Я приведу ванну в порядок, если ты согласишься помыться.

– Омовение я совершу, когда настанет подходящее для этого время.

– И когда же оно наступит, подходящее время?

– Когда новый бунджи-лама взойдет на Львиный трон. Ибо я дал обет, что до этого великого дня не стану совершать омовений.

– Ты дал обет, что не будешь мыться?

– Да. А как поступают в таких случаях верующие христиане?

– Как всегда. Ходят к обедне. Постятся. Воздерживаются от интимных отношений. Если все это не поможет, играют в бинго[11].

– Я тоже принял обет безбрачия.

– Раз ты не моешься, то принимать обет безбрачия уже необязательно, – бросил Римо, направляясь к следующей ванной. «Ни одна женщина не ляжет в постель с таким грязнулей», – подумал он, развивая высказанную вслух мысль.

Из кухни снизу доносились какие-то звуки: там, видимо, хлопотал Чиун. Ученик решил с мытьем пока подождать и, на ходу одевшись, спустился вниз по лестнице.

При его появлении мастер Синанджу даже не обернулся. Только шумно принюхался и недовольно поморщился.

– Я вижу, сегодня утром ты не принимал душа, – сказал он сухо.

– Можешь обозвать меня грязным тибетцем.

– Ты куда хуже немытого тибетца! Постоянно дерзишь. Смириться с твоим запахом – еще куда ни шло, но спускать тебе!..

– Послушай, эти люди – твои друзья. Не стыдно тебе надувать их всей этой липовой историей с бунджи-ламой?

Чиун стремительно обернулся.

– Как ты смеешь, Римо, разговаривать так со мной, с человеком, который очистил тебя от скверны этой белой страны и возвысил над всеми белыми?!

– Прости мою непочтительность, папочка.

– Я делаю все что могу, лишь бы дети в моей деревне сытно ели и ни в чем не нуждались. Если мой император говорит мне, что враг обрел чрезмерную силу и должен быть уничтожен, разве я спрашиваю, в самом ли деле этот враг заслуживает смерти? Я иду туда, где он живет, и, каковы бы ни были мои собственные чувства, выполняю императорское повеление. Такое обязательство я взвалил на свои хрупкие плечи, когда стал учителем. То же самое надлежит делать и тебе. Ибо, если мы станем уклоняться от выполнения своего долга, золото перестанет прибывать к бесплодным берегам Синанджу, жители деревни, которые не могут ловить рыбу, потому что вода в заливе слишком холодная, и не могут возделывать землю, потому что она слишком каменистая, вынуждены будут топить своих ребятишек, поскольку не смогут их прокормить.

– Послушай, я уже выучил все это наизусть.

Чиун склонил свою птичью головку набок.

– И ты веришь моим словам?

– Не вполне.

– Чему именно ты не веришь?

Римо на мгновение задумался.

– Честно сказать, ничему.

– Ничему?!

– Да. Вряд ли ребятишкам хоть когда-либо на протяжении веков угрожала опасность, что их утопят. Может, всю историю выдумали твои предки, поскольку вытворяли такое, о чем стыдно вспомнить? К тому же золота у тебя уже столько, что ты в состоянии прокормить всю Корею.

Казалось, сейчас грянет взрыв.

– Ты в самом деле так думаешь? – холодно поинтересовался Чиун.

Римо с вызовом скрестил на груди сильные жилистые руки.

– Да. Извини, но я действительно так думаю.

Мастер Чиун наклонил свою голову на другой бок и хихикнул.

– Ты учишься быстрее, чем я ожидал.

Ученик недоумевающе моргнул.

– Так ответь же на мой вопрос! Почему ты накалываешь своих друзей? Они так серьезно относятся ко всему, что связано с бунджи-ламой. Ведь это их религия!

– Все очень просто.

– Ну?

Чиун многозначительно поднял палец.

– Ведь они обратились за помощью к мастеру Синанджу.

– И что же?

– И предложили целую комнату золота, – сказал Чиун, выбросив сжатые кулаки к потолку так стремительно, что широкие рукава его кимоно вмиг ниспали, обнажив тонкие костлявые руки.

– Мне следовало бы догадаться об этом, – вздохнул Римо. – Послушай, не могу ли я остаться дома, когда вы поедете по своим делам?

– Неужели ты допустишь, чтобы твой приемный отец путешествовал в компании незнакомцев, без всякой охраны?

– Ты просто хочешь, чтобы я тащил твои сундуки.

– Мои сундуки потащит Кула.

– А что понесу я?

– Ты, – со значением произнес Чиун, возвращаясь к горшку с рисом, – возьмешь на себя бремя заставить почетного гостя тащить мои сундуки.

* * *

Через два часа Римо уже тащил сундуки своего учителя к взятому напрокат лимузину, стоявшему на стоянке совместного владения. Так как предполагалось, что поездка займет всего день, Чиун не настаивал на том, чтобы брать с собой все четырнадцать своих сундуков. Он приказал ученику отнести всего пять, но тот заартачился:

– В багажнике места всего на четыре сундука!

– Ну что ж, – неохотно сдался Чиун, – придется ограничиться четырьмя.

Втиснув последний сундук в просторный багажник, Римо запер его.

– Почему ты запер багажник? – тут же спросил Уильямса Кула.

– Потому что он полон.

– А что мы будем делать с сундуком с бунджи-ламой?

– Вот черт! Совсем запамятовал.

– Как ты мог забыть о бунджи-ламе?!

– Сам не понимаю, но в багажнике для него места нет.

– Значит, он поедет вместе с нами.

– Надо подумать.

– А разве не ясно, что бунджи-ламе по положению подобает ехать вместе с нами?

Римо на миг задумался.

– Что, если я поеду на переднем сиденье?

– Согласен, – сказал Кула.

– Хорошо, – кивнул Римо, надеясь, что перегородка, отделяющая передние сиденья от задних, окажется воздухонепроницаемой.

Она и в самом деле оказалась воздухонепроницаемой. Однако, услышав, что Римо сядет впереди, мастер Синанджу отпустил нанятого им дорогого шофера, предоставив ученику самому вести машину. Что до бунджи-ламы, то Чиун собственноручно взгромоздил его на переднее пассажирское сиденье.

Уильямс обнаружил это, лишь сев за руль. Он поспешно открыл все окна и через зеркало заднего вида зло сверкнул глазами на мастера Синанджу.

Чиун сиял простосердечной доброжелательностью.

Римо завел машину, и вскоре они уже катили по юго-восточной скоростной автостраде, к северу от Логанского аэропорта. Обычно это шоссе называли «автострадальной дорогой», но в это утро движение было довольно спокойным.

По внутреннему переговорному устройству послышался раскатистый голос Кулы:

– Почему в холодильнике нет кумыса?

– Напомните, чтобы, когда мы вернемся, я устроил им в конторе разнос по этому поводу. Да это просто возмутительно: нет кумыса! – отозвался Римо.

– Ты живешь в совершенно нецивилизованной стране, Белый Тигр.

– Кто бы спорил, только не я.

– Не расстраивайся. В моем личном воздушном корабле кумыса хоть залейся.

Римо заморгал.

– У тебя личный самолет?

– А как, ты думаешь, я сюда прибыл, на кобыле?

И все дружно рассмеялись над белым придурком, которого мастер Синанджу так радушно принял под свое крыло в надежде превратить если не в корейца, то уж в человека, хоть немного его напоминающего.

Самолет оказался чистого небесного цвета с серебряными полосами вдоль бортов. Этот «Боинг-747» принадлежал какой-то экзотической авиакомпании, имени которой, впрочем, на фюзеляже не значилось, только на хвосте виднелся силуэт тяжелого колеса, водруженного на древко с девятью конскими хвостами. Римо знал, что таков был бунчук Чингисхана.

По обеим сторонам люка навытяжку стояли первый и второй пилоты, одетые в традиционные халаты – дэлы – монгольских кочевников. Стоило только мастеру Синанджу, Куле и Лобсангу Дрому покинуть лимузин, как они низко поклонились.

Римо принялся таскать сундуки, и оба пилота разом закричали, чтобы он пошевеливался.

– Заткнитесь, – тихо буркнул Уильямс, укладывая сундуки Чиуна в открытое багажное отделение. – А то я вам хвосты прищемлю.

Последний сундук – с бунджи-ламой – он отнес прямо в кабину к пилотам.

В салоне была тьма кромешная. Все вокруг, включая и окна, было завешено пестроцветными монгольскими коврами, даже на полу вместо кресел только груды ковров. Лишь кое-где стояли низкие табуреты и сундуки.

Римо уже приходилось бывать в войлочных монгольских юртах. Убранство салона напоминало ему эти кочевые жилища: только юрты обычно круглые и просторные, в самом центре стоит очаг, и от него к открытому отверстию в крыше ведет труба.

Здесь очага не было, никакой дыры в потолке не зияло, но впечатление было такое, что он находится в очень длинном гере.

– Поставь сундук с бунджи-ламой на почетное место! – крикнул Кула, кивнув на великолепный восточный ковер.

– И закрой за собой дверь, – вмешался пилот.

Выполнив все, что ему велели, Римо расположился на полу.

– Приятно сознавать, что все это богатство не испортило тебя, Кула, – польстил он монголу.

Кула просиял:

– Тебе понравился мой воздушный корабль? Здесь есть все современные удобства: микроволновая печь, комната с колодцем.

– А где же стюардессы?

Кула непонимающе уставился на Римо.

– Он имеет в виду рабынь, – пояснил Чиун.

Кула нахмурился:

– Мы не разрешаем монгольским женщинам летать. Не то у них будут рождаться двухголовые уродцы. Летать разрешается только воинам.

– А американские женщины летают? – полюбопытствовал Лобсанг Дром.

– Постоянно, – ответил Римо.

– А как же поступают с детьми, которые рождаются с двумя головами?

– Мать выбирает, какая голова ей больше нравится, и отпиливает лишнюю, – выпалил Уильямс.

– Американки очень умные, – сказал Кула.

– Может, американская женщина с огненными волосами и в самом деле бунджи-лама? – пробормотал Лобсанг Дром как раз в тот момент, когда заработали реактивные двигатели и увешанный коврами фюзеляж затрясся.

Через минуту-другую они оказались в воздухе.

Лобсанг Дром закрыл глаза и стал медленно и тягуче повторять священный звук «Ом».

В руке он крутил что-то похожее на коробку из-под кошачьей еды на палке. Усыпанный бирюзовыми камнями деревянный ящик все вертелся и вертелся, издавая легкое поскрипывание.

– И как долго это будет продолжаться? – поинтересовался Римо.

– Молитвенное колесо, – пояснил Кула. – Туда кладут листок бумаги с записанной на нем молитвой. С каждым оборотом колеса молитва обретает все большую силу.

– Но нам предстоит долгий полет, – простонал Римо.

Кула растерянно моргнул.

– Сколько переходов до этой земли, которая называется Калифорния?

– Переходов?

– Меньше пяти часов, – объявил Чиун.

– Если ехать на коне?

– Самолетом.

Лобсанг Дром мгновенно широко открыл глаза. Они с Кулой обменялись удивленными взглядами.

– Такое большое расстояние?

– Это огромная страна, – кивнул Чиун. – Хотя и с отсталой культурой.

Кула, нахмурившись, откинул ковер и расплющил свой и без того плоский нос о стекло иллюминатора.

– Но я не вижу стад яков!

– У них нет яков, – ответил Чиун.

– Ни одного?

– Ну, может, несколько полуголодных буйволов.

– Оккупационная армия не сможет здесь раздобыть себе достаточно пропитания, – вставил Римо.

Лицо Кулы потемнело.

– Тогда мы приведем с собой яков. Как наш мирный дар. Чтобы усыпить бдительность белых людей. Пусть думают, что мы несем с собой мир.

– Я вижу, вы не скрываете своих захватнических планов, – покосился на монгола Римо. – Вы намереваетесь доскакать на конях от внешней Монголии до самого Лос-Анджелеса и там объявить о переходе власти в ваши руки?

Кула отпрянул от окна.

– Конечно же, нет!

– А как вы думаете провернуть это дело?

– Очень просто. Япония закупила в Америке и других так называемых цивилизованных странах много земель и предприятий.

– Верно.

– Когда они скупят почти весь мир, мы захватим Японию. Остальные так испугаются, что не посмеют даже оказать сопротивление.

– Похоже, у вас разработан долгосрочный проект.

– Рим не за один день был захвачен, – беззаботно произнес Кула.

– Ты хочешь сказать, что Рим не за один день был построен, – поправил Римо.

– А что, думаешь, за один день можно захватить империю?

– Должен тебя предупредить, что американский народ окажет сопротивление.

– Я тебе кое-что покажу, – отозвался Кула, вынимая из изукрашенного ларца толстую книгу в кожаном переплете. Он нашел какую-то определенную страницу и передал фолиант Римо. Пробежав глазами строчки, тот увидел, что речь там идет о Чингисхане. Толстый палец Кулы указал на последний абзац.

В былые времена критически настроенные персидские, китайские и арабские писатели клеймили Чингисхана как жестокого, безжалостного разрушителя, но его терроризм, в сущности, представлял собой тщательно рассчитанный вид психологической войны. Он никогда не ставил своей целью истребление людей вообще, как Гитлер, или какого-то общественного класса в частности, как Сталин и Мао. Несмотря на то что Чингисхан и разрушил несколько культурных центров, как правитель он проявлял терпимость к разным религиям и этническим меньшинствам. Сегодня Китай относится к нему сочувственно, Россия – осуждающе, тогда как в Монголии его почитают как символ монгольской государственности...

– Что за идиот накатал такую чушь? – спросил монгола Римо.

– Это отрывок из знаменитой мудрой американской книги, которая называется «Энциклопедия», – гордо ответил тот.

В руках Римо и в самом деле держал энциклопедию. Ту самую энциклопедию, которую можно найти во всех школьных и университетских библиотеках.

– Это открывает нам новые глубины падения политических взглядов, – пробурчал он, возвращая том.

Кула так и лучился улыбкой.

– Болдбатор Хан хорошо изучил западный образ мышления. Если мы станем убивать и грабить, не обращая внимания на национальную принадлежность, религию и цвет кожи, нас никто не осудит. К тому же мы, разумеется, проявим милосердие в своих завоевательных походах. Если какой-нибудь город, к примеру, сдастся без сопротивления, будут истреблены только мужчины.

– Как вы добры к бедным отсталым американцам! – саркастически пролепетал Римо.

– Будущее за царством мира, принесенного Монголией! – по-прежнему сияя, провозгласил Кула.

– Будет очень хорошо, – одобрил Чиун, – если вы принесете восточную культуру в эту прозябающую во мраке невежества страну.

Посмотрев на учителя, Римо спросил:

– Значит, когда монгольская кавалерия вторгнется в нашу страну, ты будешь молчаливо наблюдать со стороны? Но ведь Америка платит тебе золотом!

– Император Смит нанимает мастера Синанджу с одной-единственной целью: чтобы по его приказу он расправлялся с врагами Америки, – сказал Чиун. – Предотвращение каких-либо вторжений не входит в мои обязанности. Если император объявит Болдбатора Хана врагом Америки, я его убью. С сожалением, конечно, – добавил он, чтобы хоть как-то ублаготворить Кулу.

– А если ты убьешь моего Хана, я вынужден буду отрубить твою прославленную голову, – парировал Кула. – Хотя и буду очень огорчен.

– Какая смертная рука может остановить события, – вмешался Лобсанг Дром, – может предотвратить события, предопределенные Колесом Судьбы?

– Но ведь мы все равно возродимся! – засмеялся Кула. – Все, кроме Белого Тигра, который, как христианин, лишен такой возможности.

– А я и не хочу возрождаться, – заявил Римо. – Так-то вот!

– Римо хочет сказать, что не желает возрождаться христианином, – поддел его Чиун.

– Чушь собачья! – выпалил Уильямс и отправился в туалет, чтобы набрать воды из-под крана. Когда он вернулся, Кула и Лобсанг с нескрываемым ужасом уставились на бумажный стаканчик в его руке.

– В чем дело? – удивился Римо.

– Неужели ты собираешься пить воду, предназначенную для мытья рук? – спросил монгол.

Белый придурок, с удовольствием осушив бумажный стаканчик, ответил:

– Колодезная вода вредна для моего здоровья.