"Верховная жрица" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава 2

Звали его Римо, и он изо всех сил старался правильно написать Буттафуоко.

Он стоял перед АБМ – автоматической банковской машиной – в огороженном плексигласом внешнем вестибюле соседнего банка в приморском городке штата Массачусетс, где, как ему казалось, находится его дом.

Был поздний вечер, и буквы на экране АБМ словно отливали зеленью светлого нефрита.

На экране было написано: «Здравствуйте, мистер/миссис ХХХХХХХХХХ, пожалуйста, наберите вашу фамилию».

– Вот черт, – пробормотал Римо, глядя на длинный ряд клавиш, похожих на клавиатуру пианино. Уличные огни, отражаясь от прозрачного органического стекла, играли на его тонком лице с губами, тронутыми мрачноватой усмешкой. Залегшие под глазами тени придавали лицу сходство с черепом, тем более что высокие скулы были плотно обтянуты кожей. Лицо не выражало счастья. Никогда не выражало счастья, но по крайней мере после многих пластических операций обрело свой прежний вид.

Морща высокий лоб, Римо пытался разрешить возникшую перед ним проблему.

Это было какое-то новшество в банковской системе. Четырехзначного кода, как выясняется, теперь недостаточно: клиент должен правильно написать фамилию, дабы получить доступ к своему банковскому счету.

Вчера вечером, когда Римо под фамилией Браун снял со счета сто долларов, все обошлось, то же самое и позавчера вечером, когда он забрал пятьдесят долларов со счета некоего Блэка. Еще раньше он пользовался фамилией Грин. Все эти фамилии он писал без всяких затруднений.

Вообще-то говоря, Римо надеялся, что его задержат, прежде чем он пустит в ход карточку с фамилией Буттафуоко. В сущности, винить нужно только самого себя. Он сам выбирал фамилию, а затем в канцелярии его обеспечивали подложным водительским удостоверением, кредитными и банковскими карточками. Не предвиделось никаких проблем с быстрым получением очередных ста долларов на фамилию Буттафуоко.

Все шло хорошо, пока банковская администрация из-за участившихся случаев жульничества не дополнила четырехзначный код фамилией клиента.

Римо смотрел на экран, прикидывая, впишется ли фамилия Буттафуоко в длинный ряд мерцающих зеленых знаков X. Вроде должна вписаться. Значит, все в порядке. Римо впечатал первые четыре буквы: их нетрудно было запомнить по простой ассоциации[5].

На экране теперь высветилось БУТТХХХХХХ.

Римо вставил Е. Как будто верно. Теперь осталось закончить.

Но стоило ему набрать буквы ФУОКО и нажать на кнопку «Ввод», как машина мгновенно выдала «Вы – обманщик» и проглотила его карточку.

«Неужели я не имею права на вторую попытку?» – мысленно ужаснулся Римо.

Изображение на экране сменилось. Появилась длинная, мелкими буквами, надпись. Бедолага прочел, что в интересах клиентов для сохранности их вкладов АБМ в случае неправильного написания фамилии выключается.

Далее шли пространные извинения за причиненное неудобство, правда, при этом подчеркивалось, насколько важна банковская безопасность. К тому же вкладчикам следует знать, как писать свою фамилию.

– Не так-то это просто – написать Буттафуоко, – произнес Римо, настоящая фамилия которого в те дни, когда он числился не мертвецом, а добропорядочным гражданином, была Уильямс. – Никто не сможет написать Буттафуоко с первой попытки.

Римо так расстроился, что едва не забыл о том самом грабителе, который подстерегает поздних клиентов, приходящих сюда из отказавших им предместных банков. Бандит выбирал для своих походов поздние вечера. До сих пор никто еще сильно не пострадал, если не считать нескольких избитых людей, в том числе и монахиню из церкви на другой стороне улицы.

Римо вырос в католическом сиротском приюте и поэтому питал слабость к монахиням.

Прочитав о нападениях в газете, он решил вмешаться. Обычно подобного рода преступления не привлекали его внимания, но эти совершались неподалеку от банка, который Римо считал своим: тут у него было четыре счета на четыре различные фамилии, чего, однако, не замечал ни один ревизор. Нельзя же позволить какой-то там мрази нагадить сразу всем!

Выскочив из вестибюля банка, Римо почти уперся в сверкающий крупнокалиберный «магнум». Сказать «почти уперся» было бы, пожалуй, неточно. В тот миг, когда он миновал звуконепроницаемое плексигласовое ограждение, сразу же стало ясно, что кто-то прячется в тени. Чуткие ноздри Римо уловили запах страха, не менее чуткие уши услышали бешеный стук сердца.

Римо прикинулся, будто не заметил спрятавшегося, и как бы машинально двинулся прямо на него.

– Куда прешь? – предостерег его хриплый голос.

Тип с револьвером оказался ничем не примечательным человеком. Мертвенно-серая кожа, дряблое и худое тело, внешность типичного наркомана, весь сплошной комок нервов. Единственное, что бросалось в глаза – револьвер.

Римо позволил себе задержать взгляд на этом мастерски сработанном оружии. В предыдущей жизни подобное зрелище да еще направленное ему прямо в солнечное сплетение дуло вызвали бы у него выброс адреналина. Сейчас же Римо Уильямс просто расслабился.

В прежние времена он был бы устрашен видом такого, явно без всяких допусков изготовленного стального оружия с хорошо подогнанными деталями, оружия, предназначенного для нанесения обширных повреждений человеческой плоти, костям и внутренним органам. В глазах Римо это было грубое, почти средневековое орудие убийства.

Оно представляло собой набор примитивнейших инструментов: колесо – рычаг – молоток. В конце концов спусковой крючок – всего лишь рычаг, приводящий в действие молоточек курка. Что до барабана с пулями, то это просто разновидность колеса.

Пока все эти праздные мысли шевелились в мозгу на удивление спокойного Римо Уильямса, человек с револьвером рявкнул:

– Деньги! Живо!

И взвел курок. Набитый до отказа барабан плавно повернулся, пуля встала прямо перед дулом – примитивной пустой трубкой. Все случилось за какое-то мгновение, впрочем, Римо, все чувства которого были обострены, происшедшее показалось столь же длительным, как и подъем разводного моста.

– Так, значит, ты и есть тот самый человек, который грабит людей? – невозмутимым холодным тоном спросил Римо, рассчитывая успокоить человека с револьвером. В таких случаях лучше всего воздерживаться от угроз. А действовать надо с быстротой молнии.

– Нет. Я хочу ограбить только тебя, – огрызнулся бандит.

Пока он произносил эти слова, правая рука Римо с изумительной толстой кистью, обладавшая к тому же особой гибкостью, взметнулась вверх. И один палец, точно длинная пробка, заткнул дуло.

Грабитель посмотрел на Уильямса, как на психа. Он так и не выстрелил. Да и не выстрелит уже. Вот если бы Римо кинулся бежать, применил кулачную силу или позвал на помощь, человек с револьвером непременно бы нажал на спуск. Но он всего лишь требовал денег. И уж конечно, никак не ожидал, что его жертва выкинет такой фортель: заткнет дуло револьвера пальцем.

– Ты что, наркотиков наглотался? – негодуя, заорал грабитель.

– Именно, – отозвался Римо, крепко держа палец, а следовательно, и «магнум» все в том же положении.

Бандит в желтоватом мерцании ближайшего уличного фонаря покосился на чудака.

– Да? – заинтересовался он. – И чего же ты напринимался? Кристаллического кокаина? Амфетаминов? ЛСД?

– Синанджу, – сказал Римо.

– Это что-то новенькое, – пробормотал человек с револьвером. – И здорово от него балдеешь, от этого синанджу?

– Сильнее не бывает. Приучаешься дышать всем телом, думать всем мозгом, а не десятью его процентами, как большинство людей; ты-то, пожалуй, и двумя обходишься. Ну а в конце концов сливаешься со Вселенной.

– Ты, видать, говоришь про ЛСД, – разочарованно проговорил грабитель. – ЛСД – штука известная.

– Да, – подтвердил Римо, – но мое средство совершенно новое. – И продолжая удерживать «магнум» указательным пальцем правой руки, твердыми, как сталь, пальцами левой вышиб тяжелый барабан из посадочного гнезда.

Он ударился о плексигласовую дверь неподалеку, и патроны как горох посыпались на тротуар.

Реакция у грабителя была неплохая: при малейшем же шорохе он нажал на спусковой крючок. Однако бандит не заметил действий Римо и не почувствовал, что барабан вылетел из гнезда.

Револьвер издал щелчок. Грабитель моргнул. Тонкие губы Уильямса тронула дерзкая холодная улыбка. Глубоко посаженные темные глаза смотрели с мрачным юмором.

Грабитель остервенело нажимал и нажимал на спусковой крючок, но револьвер только тихо щелкал.

Убрав указательный палец, Римо развернул оружие так, чтобы бандиту стало видно квадратное окно, где обычно помещается барабан. В какое-то мгновение тот осознал, что держит в руке лишь обработанный кусок стали.

И вот в руках Римо оружие вновь стало смертоносным. Сверкающий ствол револьвера Уильямс вогнал прямо в мозг своего незадачливого противника.

Римо оставил его, агонизирующего, на тротуаре. Согнутый ствол торчал прямо изо лба, рука все еще сжимала рукоятку. Складывалось впечатление, будто он лег на тротуар и выстрелил себе в голову.

Когда на следующее утро грабителя найдут полицейские, они тут же начнут сверять отпечатки пальцев, найденные на месте преступления. Будут соблюдены все необходимые формальности, допрошены и отпущены все подозреваемые, но копам никогда не найти отпечатков пальцев его, Римо.

Не могут же они знать, что досье на Римо Уильямса уничтожено двадцать лет назад. После того, как его признали умершим.

Возвращаясь домой, Римо весело посвистывал. Он отнюдь не считал себя мертвецом. Наоборот, жизнь в нем так и бурлила. Ночной ветер принес соленое дыхание Атлантики, на уличный фонарь села чайка и принялась высматривать, чем бы поживиться.

А Римо все раздумывал, какой долгий путь пришлось ему преодолеть: из сиротского приюта в дебри Вьетнама, где он служил морским пехотинцем, затем работал под своим собственным именем патрульным в полицейском участке в Нью-Арке, Нью-Джерси. Тогда он старался защищать честных граждан от всякого рода уголовников, которые постоянно меняли тактику. И наконец, камера смертников в ньюаркской тюрьме – там прошли его последние дни. Там он был дома.

Минул год, прежде чем он стал считать Куинси, штат Массачусетс, своим домом. Нельзя сказать, что место это плохое. Скорее место хорошее – жилое предместье Бостона, чудесный пляж, где разгуливают бакланы и чайки, и мелкий песочек, на котором приятно сидеть часами... Голубая водная гладь – можно даже плавать, когда зараженность бактериями не превышает предельной нормы. Обычно дважды в год.

Отсюда удобно добираться до Логанского аэропорта, когда того требует работа, и до Веймутской военно-воздушной базы, когда чрезвычайные обстоятельства диктуют какой-нибудь вылет за счет налогоплательщиков. Достаточно лишь завести автомобиль, и через пять минут окажешься на юго-восточной автостраде (хотя Римо не любил Бостон с его оживленным уличным движением). К тому же, если не считать редких ночных ограблений магазинов и прохожих, здесь было довольно спокойно.

Окончательно освоиться в Куинси, штат Массачусетс, Римо мешали лишь мысли о его прежнем доме.

Свернув за угол Хэнкок-стрит и увидев перед собой среднюю школу, Уильямс наконец понял, почему ему так трудно здесь обжиться.

За зданием школы в свете уличных фонарей отливало теплым золотисто-коричневым цветом другое строение. Некогда здесь помещалась Независимая церковь. По рассказам старожилов, отцы церкви продали ее под сикхский храм. Затем, во время строительного бума, здесь обосновался риэлтор.

Здание представляло собой так называемый кондоминиум, совместное владение из шестнадцати отдельных секций. Правда, обитали здесь только Римо и человек, обучавший его Синанджу, которое было отнюдь не наркотиком, а образом жизни. Ныне строение выглядело как некая дикая помесь церкви и замка эпохи Тюдоров. Весьма безобразный вид! Увенчано оно было высоким шпилем со слуховыми окнами – в этом шпиле располагался третий этаж. Стены выложены из необработанных камней и высоко под карнизами прикрыты декоративными панелями в стиле Тюдоров. Бетонный фундамент выкрашен в бежевый цвет. Кое-где, словно драгоценности, сверкали мозаичные окна.

И все же это был дом. Римо уже привык к нему. Из похожей на маяк башни с амбразурами по вечерам призывно лился янтарный свет.

Все это так далеко от его прошлого, того времени, когда он был патрульным Римо Уильямсом, ветераном Вьетнама, честным гражданином. Жизнь, правда, была не слишком замечательной. Да и может ли быть замечательная жизнь у человека, не помнящего своих родителей? Впрочем, монахини сиротского приюта Святой Терезы воспитали его правильно, служба в морской пехоте сделала его настоящим мужчиной, а работа в полиции помогла приобрести некие жизненные идеалы.

Все шло не так уж плохо, пока его не арестовали.

Конечно, можно было предположить, что Римо стал жертвой ошибки, но ведь он был честным полицейским! Случилось так, что полицейский значок Уильямса нашли возле трупа убитого наркоторговца в переулке, который входил в зону его патрулирования. Ни одного полицейского не предали бы суду на основании такого вещественного доказательства, а Римо Уильямса предали. Ни одного полицейского не осудили бы при подобных обстоятельствах, а Римо Уильямса осудили.

Оказавшись в камере смертников, Римо еще сохранял веру в американское правосудие. Правда, начал уже подозревать, что пострадал именно из-за своей честности.

Он все еще ломал голову над тем, кто именно из начальства подставил его, когда для последней исповеди пришел монах-капуцин. Монах тайком передал ему черную пилюлю и велел проглотить ее уже на электрическом стуле, перед тем как включат рубильник.

Римо проглотил пилюлю за мгновение до того, как электрический ток заструился по его содрогающемуся телу.

Он не сознавал, как очутился в тюремном морге.

Когда «казненный» очнулся, оказалось, что у него новое лицо, нет имени, и перед ним открываются две возможности, ни одна из которых не сулит ничего хорошего. Патрульного Римо Уильямса упрятало в тюрьму не вышестоящее начальство. Его подставило собственное правительство. Имя парня значилось в досье ЦРУ с тех самых пор, как один цэрэушник заметил, с какой холодной методичностью Римо снимал вьетконговских снайперов из своего ружья со скользящим затвором. В один прекрасный момент досье извлекли из общего хранилища, и в результате Римо Уильямс стал живым мертвецом. А так как считалось, что он в могиле, досье наконец было закрыто.

Но Римо предупредили, что в случае отказа сотрудничать он снова подвергнется казни и тогда уж...

Ему не оставалось ничего другого, кроме как согласиться на сотрудничество. Вот так он и стал тайным сотрудником, самостоятельно работающим агентом КЮРЕ[6], сверхсекретной правительственной организации, созданной в начале шестидесятых годов Президентом Соединенных Штатов. К сожалению, тот умер, так и не увидев плодов начатого им эксперимента. В те темные дни заигрывание с демократией в Америке привело чуть ли не к катастрофе. Организованная преступность проникла в высокие правительственные круги. Законы, призванные защищать законопослушных граждан, вместо этого защищали нарушителей закона от правосудия. Перед молодым идеалистом-президентом встала дилемма: приостановить действие конституции, признав, что демократия зашла в тупик, или создать тайное агентство, чтобы поставить заслон на пути преступности.

Так было создано КЮРЕ. Аббревиатура КЮРЕ не просто сокращение, а кодовое название, и означало оно «лекарство от социальных зол Америки». И вот агентство, ведя свою тайную работу, дошло до того, что анонимная борьба за справедливость стала пробуксовывать. Тогда-то директор КЮРЕ и выбрал честного, патриотически настроенного непревзойденного стрелка Римо Уильямса в качестве агента, призванного уничтожать внутренних и внешних врагов страны. В качестве Верховного Разрушителя.

Римо уже изрядно подзабыл те далекие дни, когда его заново обучали владению оружием, употреблению различных ядов и другим смертоносным искусствам, которые показались ему безнадежно устаревшими, стоило ему только начать учебу у пожилого корейца, мастера Синанджу. Те, кто занимался кунг-фу, назвали бы Синанджу боевым искусством.

И в этом качестве оно не имеет себе равных. Уникальнейшая система нападения и защиты, которую практиковали величайшие из потомственных убийц, известных в истории человечества. Такому мастерству учили лишь одного человека из целого поколения, при том непременном условии, что он уроженец затерянной корейской рыбачьей деревушки Синанджу. Тем не менее американское правительство упросило последнего из живущих мастера Синанджу обучить этому заповедному искусству белого человека – Римо Уильямса.

Теперь Римо никогда не брал с собой огнестрельного оружия – просто ни к чему. Отныне при виде такового в нем не просыпался инстинкт самосохранения. Римо с гордостью таскал по земле свои сто сорок пять фунтов тугих мускулов и подвижных костей – самый жестокий и неумолимый убийца после тиранозавра.

Приятно чувствовать себя таким крепким и сильным. Очень приятно! По артериям и венам обучившегося Синанджу циркулировала чистая, не загрязненная химикалиями и наркотиками кровь, а легкие усваивали кислород столь эффективно, что каждая клеточка тела работала, словно крошечное горнило. Римо научился использовать весь потенциал человеческого тела и даже мог его приумножить.

В ночи послышался странный монотонный звук.

– Ом-м-м...

И вновь:

– Ом-м-м...

Римо вдруг заметил незнакомый силуэт в северном окне квадратной башни.

Сделав несколько шагов, Уильямс тут же перешел на бег, техника которого была столь отлажена, что бегун с невероятной быстротой приближался к цели.

Римо распахнул переднюю дверь и взбежал по лестнице. Сейчас он был предельно собран и напряжен, ибо чувствовал, что рядом смерть. Смерть и незнакомые живые люди. Не американцы. От американцев не исходит такого маслянистого, дымного запаха.

На верхней лестничной площадке он, не раздумывая, перепрыгнул через какие-то разбросанные по полу вещи и толкнул дверь, ведущую в башню.

Посреди квадратной комнаты в позе лотоса сидел азиат в оранжевом одеянии. Голова у него была чисто выбрита, лицо – гладкое, словно шелковая китайская бумага.

Из приоткрытого рта слышался все тот же печальный звук:

– Ом-м-м[7].

Увидев, что он уже не один, азиат постарался как можно сильнее высунуть язык.

– Кто ты такой, черт тебя подери?

Сзади, у подножия лестницы, тотчас хлопнула дверь, и чувствительные ноздри Римо уловили острый человеческий запах. Не успел он повернуться, как до него донесся чей-то раскатистый голос:

– А, Белый Тигр! Я несу тебе смерть. Поймай ее, если можешь. – Римо не ошибся, в тот же миг уловив свист ножа, летящего ему в открытую спину.