"Леон Юрис. Хаджи " - читать интересную книгу автора

кого-нибудь из родственников-мужчин или друзей; ели на полу, беря пищу
пальцами из общей тарелки. Остатки мы с мамой и Надой потом доедали в кухне.
У отца была лучшая в деревне лошадь, отдаленное напоминание о нашем
бедуинском прошлом. Ухаживал за ней мой старший брат Джамиль. Один раз в
каждую фазу луны отец уезжал на ней решать дела в окрестных деревнях. Он
скакал галопом в развевающейся на ветру одежде, специальной для таких
случаев, и это было замечательное зрелище.
До того самого дня, когда меня внезапно отняли от матери, жизнь моя
была довольно приятной. Из близких мне по возрасту детей оставалась в живых
только сестра Нада, двумя годами старше. Я ее очень любил. Пока еще нам с
ней разрешали играть вместе, потому что я был в ведении женщин, но я знал,
что скоро настанет день, когда мне запретят дружить с девочкой, даже с моей
собственной сестрой. У Нады были большие карие глаза, она любила дразнить и
тискать меня. До сих пор я ощущаю, как ее пальцы перебирают мои волосы. Она
заботилась обо мне. Все матери работали в поле, и если не было бабушки,
чтобы ходить за детьми, они были предоставлены друг другу.
Игрушек у нас не было, кроме тех, что мы сами делали из палочек и
ниточек, и пока я не повидал еврейский киббуц, я даже не подозревал о
существовании таких вещей, как спортплощадка, комната для игр или
библиотека. Нада сделала куклу из палочек и лоскутков и назвала ее Ишмаелем,
как меня, и нянчила ее, как будто кормила из своих крошечных сосочков. Я
думаю, что эти ее выдумки происходили от того, что ее, девочку, отняли от
груди в раннем возрасте, тогда как у меня оставалась привилегия на мамину
грудь
Мама постоянно старалась вытолкнуть меня за порог, чтобы я
присоединился к мужчинам, но я не спешил менять тепло и уют женщин на место,
казавшееся мне враждебным.

Глава вторая

Второй женой отец взял Рамизу, младшую дочь шейха Валид Аззиза, главы
бедуинского племени палестинских Ваххаби. Великий шейх приходился моему отцу
дядей, так что его новая жена была ему еще и двоюродной сестрой. Ей было
шестнадцать, а ему почти пятьдесят. После их свадьбы моей матери разрешили
вернуться в Табу.
И больше никогда я не видел, чтобы мама улыбалась.
В отцовской спальне стояла единственная в деревне кровать. Прочие спали
на подстилках из козьих шкур или на тонких циновках. Комната, которую обычно
пристраивают для второй жены, еще не была готова, и отец взял Рамизу к себе
в кровать, а матери велел спать в смежной комнате на полу. Там над дверью
между комнатами было отверстие для проветривания, и все, что происходило в
спальне, было хорошо слышно в соседней комнате.
Я спал вместе с мамой, свернувшись в ее руках и прижавшись головой к ее
груди. Пока отец с Рамизой каждую ночь занимались любовью, мама лежала без
сна всего в нескольких футах от них, вынужденная слушать, как они по полночи
занимались сексом. Когда отец целовал Рамизу, стонал и говорил ей ласковые
слова, большое мамино тело содрогалось от боли. Я чувствовал, как ее пальцы,
словно когти, бессознательно царапали меня, слышал ее сдержанные рыдания, и
иногда чувствовал ее слезы. А когда я тоже плакал, она гладила мне живот,
чтобы успокоить меня.