"Александр Уралов. К.И.С." - читать интересную книгу автора

на улице и какой-то лоснящийся от пота, по пояс голый толстяк с
забинтованной челюстью весело бухал в огромный потертый барабан, а глаза его
смешно подмигивали танцевавшей молодежи. Игравший на свирели пожилой
длинноволосый музыкант то и дело встряхивал головой, стараясь смахнуть
слезы, ползущие по его щекам.
Остро отточенный меч был небрежно воткнут в помост и сосредоточенный
парнишка выделывал вокруг меча немыслимые па ногами. Кто-то, собрав вокруг
себя несколько человек, расплескивая из глиняной кружки светло-янтарное
пиво, азартно притоптывал ногой и пел, а слушатели хохотали, заглушая
музыку...
Неужели Кис погиб? Смешной и важный кот, любивший стихи, драматическое
декларирование тягучих баллад и хвастливых деклараций... Беспокойство росло
у меня в душе. Забылась и усталость, и неизвестно откуда взявшаяся боль в
левом боку. Машинально кривясь, шепотом ругаясь, и облизывая пересохшие
отчего-то губы, я хромал по улице и боялся, смертельно боялся, что вот-вот
увижу холодное, окоченевшее в неудобной позе тело моего пушистого друга. Где
же ты, друг Стивенс?..
Нашел я его на площади у городской ратуши. Кис с важным видом сидел на
спине каменного льва и снисходительно позволял обступившей его ребятне
дошкольного возраста гладить себя. Усы кота торчали, как у тигра, арбалет с
колчаном лежали у львиных лап, а Кис поглядывал, чтобы детвора не трогала
оружия.
Увидев меня, он напыжился еще больше и патетически воскликнул:
- Вот он - мой героический собрат по борьбе за освобождение!
Ну, не кот, а прямо-таки Вильгельм Телль!

Мы приводили себя в порядок в доме Гилберта. Мылись, чистились,
скоблились, стирали мою куртку, - Кис был Главным Консультантом, -
расчесывали порядком свалявшуюся шерсть Стивенса. Кис решил отдать свой
арбалет младшему сыну Гилберта, потому что "таскаться в мирное время с этой
корягой - себе дороже". По-прежнему на боку у Киса красовался кинжал.
- Это гораздо лучше арбалета! - надрывался кот. - Ты погляди только,
как он отточен. Бритва!
Кис в боевом порыве размахивал сталью, прыгал, взвизгивал, как черкес,
парировал удары невидимого противника, и я всерьез опасался, что он отхватит
себе ухо. Кончилось это тем, что Кис устал и, приперев противника в углу,
нанес ему последний страшный удар, кровожадно мяукнул, вытер кинжал и
небрежно кинул его в ножны, но, как раз в них-то и не попал, а чуть было не
пронзил себе заднюю лапу.

ПРИМЕЧАНИЕ СТИВЕНСА: Дьявол! Я пригрел у себя на груди змею!.. Впрочем,
я выше этого и в атараксии лишь горько улыбаюсь, бесстрастный философ,
взирающий с холодных вершин своего разума на тщетные попытки невежд задеть
его честь...

Ночью мы спали как убитые. По-моему, если бы по мне всю ночь бегала
стая мышей, а за ними Стивенс, то и тогда я вряд ли бы проснулся. Наутро мы
хотели покинуть Вольный город, хоть Гилберт и уговаривал нас задержаться на
3-4 дня. Предстоял суд над Гауном и его головорезами. В Университете должны
были начаться срочные работы по спасению библиотеки и отбитых у наемников