"Джон Апдайк. Кролик разбогател (Кролик-3)" - читать интересную книгу автора

дочь живут в одном доме - это же противоестественно. Кровь, как вода, должна
течь, иначе возникает закупорка. Старуха Спрингер всегда была толстой,
запястья и щиколотки у нее как сосиски, а теперь и лицо распухло, точно у
этих кинозвезд, которым за щеки засовывают вату, чтобы они выглядели старыми
и опухшими. А у нее лицо не столько опухло, сколько расширилось, будто в
череп ей вогнали штопор, и он вращается, раздирая череп на части, и глаза от
этого у нее стали меньше; Дженис движется в том же направлении, хоть и
старается сохранить фигуру, но наследственности не поставить заслона. Кролик
стал замечать, что, когда он устает, в его мозгу порой поселяется отец.
Посасывая горький лимон, сжимая в руке легкие алюминиевые щипцы, он
спускается по кирпичным ступеням в благодать сада. Природа обволакивает его,
и голоса в его мозгу умолкают. На темной зелени выступила влага - наступает
вечер, хотя долгий день все еще слепит глаза, сверкая над массой деревьев.
Крыши домов и мансарды на фоне голубого неба начинают приобретать
коричневатый оттенок; электрические провода и телевизионные антенны тут же
царапают нежную голубизну; как обычно в конце дня, несколько ласточек ныряют
в воздухе над задними дворами, разделенными лишь проволочными заграждениями
или кустами штокроз. Если прислушаться, слышен звон посуды или звуки игры в
этом общем царстве, которому придает жизнь собачий лай, чириканье птиц да
доносящиеся издалека ритмичные удары молотка. Несколько домов на их улице
заняла компания мужеподобных женщин, и они вечно топают в подкованных
металлом сапогах и рабочих комбинезонах, лазают по лестницам, что-то
приколачивают - они все умеют, могут починить и водосток, и дверь в подвал,
потрясающе. Вечером, когда Кролик бегает, он иной раз помашет им, но
разговора не получается: им не о чем с ним говорить, они - существа иной
природы.
Кролик распахивает примитивную калиточку, которую он соорудил две весны
тому назад, и вступает в огороженный прямоугольник, в тихое царство овощей.
Салат цветет между посаженными в ряд бобами, листья которых все изъедены
букашками, а стебли рассыпаются от прикосновения, и кудлатой морковью, чья
ботва почти неразличима среди разросшихся подорожника, мокричника и жирных
сорняков с белыми и желтыми цветочками, которые вырастают на дюйм за ночь.
Их легко вытащить, корни у них некрепкие, но их столько, что Кролику через
несколько минут уже надоедает вытаскивать их, отряхивать от мокрой земли,
прилипшей к корням, и складывать кучками вдоль проволочной загородки в
качестве удобрения и преграды от вездесущих трав. Трав, которые не желают
расти на лужайке, где их сеют, а здесь дико растут во множестве. И столько
семян - до омерзения много, природа так нещадно заваливает ими землю. Мысли
его вновь обращаются к покойникам, которых он знал и которых становится все
больше, и к живым: к девочке (кто знает, может, и его дочери), которая
приходила к нему сегодня - длинноногая, белотелая, в туфлях на высокой
пробковой танкетке, - и к сыну (этот уж точно его сын - гены сказываются
даже в том, как он испуганно вскидывает на вас глаза), который пригрозил,
что вернется. Кролик обрывает самые большие листья салата (но не чересчур
толстые у основания - те слишком жесткие и горькие) и ищет в своем сердце
слова привета, привета и любви к сыну. Вместо этого он обнаруживает груду
опасений, такую же бесформенную и склизкую, как мокрое полотенце,
преждевременно вытащенное из сушилки. Он обнаруживает сотни воспоминаний:
иные - четкие, как фотоснимки, и ничего не значащие, запечатленные мозгом по
каким-то своим соображениям, другие же - просто факты, он знает, что так