"Эрнст Юнгер. Годы оккупации" - читать интересную книгу автора

внимание. Ты читаешь, вдруг в дверь звонят, ты открываешь и видишь двух
вооруженных людей. Твое сознание еще не успело воспринять происходящее, оно
уже оповещено, что надо приготовиться к восприятию. Откуда поступает это
оповещение? Часть наблюдательных способностей перемещается тогда вовне,
следит за происходящим снаружи, быть может, откуда-то с потолка. Вся картина
видится тогда одновременно очень резко и отчужденно, как рассказ, как
запротоколированный сон..

Вспоминая такие обстоятельства, я склонен счесть, что это настроение
способствует безопасности. Когда опасность грозит со стороны человека, то,
похоже, это настроение передается ему, и поскольку в нем нет ничего
провоцирующего, оно и не оказывает на него провоцирующего действия. Но мне
кажется, что нечто подобное я наблюдал и в связи с чисто механическими
процессами, например при обстреле. Сюда относится и то впечатление, которое
описывает Гете в связи с канонадой под Вальми. У нас как бы усиливается
состояние рассеянной отстраненности и одновременно чрезвычайной собранности.
Мы начинаем действовать, двигаться правильнее, чем при самой напряженной
концентрации. Таким образом, можно представить себе дело так, что,
расхаживая под огнем, мы делаем это "правильным образом" и тем самым
уберегаемся от ранений. То, что мы называем удачей и неудачей, не является
чем-то вовсе уж беспричинным, не знающим закономерностей. Всякому знакомы
такие примеры. Отстраненность - благоприятное состояние, страх же, напротив,
притягивает неприятности.

Так вот, тогда-то я и предпринял первое сожжение или, точнее говоря,
побросал большое количество бумаг в мусорные ящики во дворе, среди прочего -
дневники начиная с 1919 года, стихотворения, переписку. Я сделал это без
сожаления; события имели тенденцию к реализации. Надо было сбросить балласт.
Это было даже приятно.

Во дворе было темно; сгущались сумерки. Окна были уже освещены, на
самом верху - окно доктора фон Леера, талантливого лингвиста и ярого
антисемита, брошюры которого продавались сейчас на улицах. Мне казалось, что
вряд ли в этом много приятного. Под ним жил член немецкой национальной
партии, не помню, кем он был по профессии, ему, по всей видимости, было не
по себе от происходящего. Кстати, это он донес на меня. Вероятно, он
внезапно ощутил острую, необоримую потребность совершить поступок,
демонстрирующий его лояльность. В таком случае всегда в первую очередь
вспоминают того, кто живет этажом ниже.

Когда я запихивал бумаги в ящики и присыпал их золой, во двор вышел наш
портье, социал-демократ, с выражениями сочувствия, которое он, правда, не
столько высказывал словами, сколько показывал своим приветливым поведением.
В городе уже носились мрачные слухи. Газеты еще печатали такие новости,
которые на самом деле уже были табу, но без комментария. Например, можно
было прочесть о том, что в каком-то лесочке обнаружены трупы, но при этом не
высказывалось никаких предположений, чьих рук это дело. Ни один прокурор уже
не интересовался этим вопросом. Среди убитых был один известный
ясновидящий - черта символическая.