"Эрнст Юнгер. Годы оккупации" - читать интересную книгу автора

его мало затрагивают. При резкой смене власти они становятся для него
мучением, тем более что он и в духовном, а чаще всего и в экономическом
плане больше сталкивается с трудностями и более уязвим, чем все остальные.
Художник хочет писать картины, певец - петь, а не делать политику, и все это
тем в большей степени, чем сильнее его призвание, чем выше дарование. С
другой стороны, ему становится все труднее уклоняться от сосущих его энергию
щупальцев. Когда все вообще переходит всякую меру, становится "китайским",
то один из возможных путей выхода для художника, не чувствующего в себе
призвания барда или мученика, состоит в отказе от внутреннего участия при
внешнем соблюдении церемоний. Он будет ухаживать а своим садом и бить
поклоны. Хотя и это достаточно сложно, а зачастую и невозможно. "Wo alles
liebt, kann Karl allein nicht hassen", (Не может быть, что один Карл
ненавидит там, где все любят. Шиллер Фр. Дон Карлос (I, V, 51).) - еще одно
из таких высказываний, которые, к сожалению, справедливы и в перевернутом
виде. В таком случае хорошо знать, что можно "уйти к Анне".

Катте - праправнук несчастного друга Фридриха Великого, обезглавленного
в Кюстрине. У него звучный смех; гитара, висевшая в комнате, отзывалась
резонансом, когда он начинал смеяться. Он похож на своего предка, ему была
бы к лицу косица. В чертах его лица есть что-то барочное и даже более
старинное. Когда в 927 году Генрих Саксонец штурмовал Ерани-бор, нынешний
Бранденбург, он пустил вперед конницу по льду реки Гафель. Первым поскакал
саксонский воин с гербом в виде белой кошки на щите. Увидав это, король
крикнул: "Дикий кот нападает!" Когда крепость взяли, этот Катте вернулся с
несколькими пленными вендскими князьями. На что один из людей в королевской
свите сказал: "Катт наловил черных мышей". С тех пор кот в его гербе
изображается с черной мышью в зубах. Я часто видел его, когда бывал в
Цольгове, скромном поместье, земли которого граничат с бис-марковским
Шенгаузеном. Новое переселение народов, которое мы ныне переживаем, выметает
людей и из этих тысячелетних владений.

Затем еще приезжал доктор Финк, работающий хирургом в немецком
лазарете, и передал привет от Магги Грюнингера.[74] К сожалению, есть
опасения, что он погиб в январе, как 1а дивизия, попавшая в русский котел.
Это был один из самых лучших умов крупнейшего калибра из тех кого я знал, по
своему духовному складу он был от природы настроен на экстремальные
температурные условия и такие положения, как сражение во вражеском котле. В
юности он изучал теологию, но затем, как и многие, под влиянием Ницше избрал
другое поприще. В общении со мной он охотно называл себя "Мавританцем".
Когда я с ним познакомился, он был адъютантом Шпейделя.[75]

Отсутствие известий о нем и о Клаусе Валентинере особенно меня
огорчает, поскольку обоих я считал неуязвимыми. Вероятно, такое впечатление
должна вызывать сильная витальность как в ее мусическом, так и в
титаническом проявлении. Возможно, это впечатление на самом деле вернее, чем
мы предполагаем; нетленная часть недосягаема для пуль и снарядов. За это
говорит и то, что оба теперь часто являются мне во сне.

Через гостей, которые заворачивают к нам проездом, сюда доходят
смутные, но всякий раз страшные слухи о том, что делается в наших восточных