"Эрнст Юнгер. Годы оккупации" - читать интересную книгу автора

На этом примере я еще раз убедился в том, что у войны есть театральная
сторона, о которой не узнаешь из документов, не говоря уже об истории. Тут,
как и в частной жизни, порой действуют подспудные мотивы, которые почти
никогда не проступают наружу. Ведется энергичный обстрел местности, чтобы
наделать побольше шума и расстрелять снаряды и чтобы после можно было
заявить, согласно заведенной традиции, что мы, дескать, "оборонялись до
последнего патрона". Позицию удерживают до того момента, пока еще остается
возможность для отступления, затем, отрапортовав обо всем в приукрашенном
виде, испаряются, словно по волшебству. Я, разумеется, понимал, что эти
голубчики задумывали, когда обсуждали планы обороны, но не подал виду, что
догадываюсь: бывают такие положения, когда надо ставить друг для друга
"золотые мосты"..[6] Кроме того, в игре такого рода время от времени кто-то
ходит с козыря, то есть расстреливает того, кто слишком поторопился открыть
свои карты. Это помогает, уходя со сцены, до конца сохранить достойный вид,
что и можно было в очередной раз наблюдать в нашем случае.

Ради того, чтобы наглядно в этом убедиться, я по пути в школу заглянул
в пожарное депо, чтобы взглянуть на тело, которое там лежало на цементном
полу. Лицо было изуродовано, как будто от падения с высоты или удара. Мундир
был расстегнут, под правым соском выделялось бледным пятнышком входное
отверстие пули. Этого могучего силача все побаивались; накануне вечером он
еще выступал с зажигательной речью и в ту же ночь вышел из дома, чтобы
скрыться и залечь на дно, как сейчас сплошь и рядом поступают другие. Его
подчиненные, ныне ставшие вервольфами,,[7] подстерегли его и без долгих
разговоров застрелили. Что касается этих людей, то они таким образом подвели
черту под прошлым: поворот к анархии начинается с преступления, с убийства,
для этого человек должен повязать себя кровью.

На кладбище я повстречался с могильщиком, он рыл могилу возле самой
ограды. Могильщик спросил меня, достаточно ли она глубока. Затем он
заговорил о самоубийстве одного из власть имущих, о чем он только что
услышал. "Вот он и помер, толстомордый-то". Он произнес это с благодушной
улыбкой маленького человека, чувствующего себя в безопасности. Эти люди
словно трава под дубами: их легко затоптать, но затоптанные они с той же
легкостью снова выпрямляются. Падение власть имущих - для них всегда
праздник.

В деревне и по окрестностям нет ни одного разрушенного дома. Говорят,
что целы и мосты через канал и через Лейне,[8] несомненно, благодаря
Ленингу. Гаулейтер еще вчера произносил кровожадные речи, призывая население
сопротивляться до последнего, а наутро его уже и след простыл.

Так что не все сбылось, чего можно было опасаться. Таково было общее
ощущение, как можно было заключить по разговорам, которые я слышал в школе.
Конечно, всплывали отдельные огорчительные подробности. Во многом это
напоминало детей, которых без присмотра пустили в зоопарк. Тут пробуждаются
разрушительные инстинкты. Так, например, машины, стоявшие на дороге или в
сараях, были разобраны на части. Откопанные или найденные в захоронках
продовольственные припасы были подвергнуты бессмысленному уничтожению. Их
сжигали, полив бензином. Возможно, к этому подталкивает страх перед