"Эрнст Юнгер. Через линию" - читать интересную книгу автора

том положении, которое может померяться силами с нигилизмом.[20] Теология,
скорее, сражается с арьергардами Просвещения, и таким образом сама еще
втянута в нигилистический дискурс.

Гораздо более обнадеживает то, что отдельные науки пробиваются к
образам, которые можно толковать теологически,[21] - прежде всего
астрономия, физика и биология. Как кажется, науки от экспансии вновь перешли
к концентрации, к более ограниченной, более четкой и тем самым, возможно,
более человеческой точке зрения, имея в виду, что это понимается уже
по-новому. Здесь нужно остерегаться опрометчивых истолкований; лучше всего
говорят результаты. Теперь эксперименты отвечают на новые вопросы. Это
приводит также к новым ответам. Для их обобщения философии уже недостаточно.

Менее всего нехватка ощутима там, где достаточно богослужений - в
ортодоксальном центре. Он, быть может, единственное место, где при
пересечении линии не происходит разложения, но если он разваливается, то это
приводит к небывалым изменениям. Нехватка сильнее проявляется у
протестантов, чем у католиков, оттого их устремления более направлены на
светские интриги и общее благо. Ни в коем случае не следует снимать бремени
решения с духовных лидеров. Ибо это приводит к тому, что теологические темы
все сильнее внедряются в литературу. Во Франции это наблюдается как
возвращение к традиции. Выступление автора на стороне церкви или
размежевание с ней - вечно возвращающийся конфликт. Новая экзегеза ведет к
противостоянию пророков и священников, которое постоянно повторяется, как,
например, между Кьеркегором и епископом Мюнстера.[22] Теологический роман,
звезда которого закатилась, вновь появляется в англо-саксонских странах;
порою ему даже предаются те писатели, которые только что занимались
изображением сверхчеловека или последнего человека.

Эти три факта: метафизическое беспокойство масс, выход отдельных наук
из коперниканского пространства и возникновение теологических тем в мировой
литературе, - positiva высокого ранга, которые по праву можно
противопоставить чисто пессимистической или упаднической оценке ситуации.
Сюда же надо добавить энтузиазм, своего рода готовность, одновременно более
трезвую и более сильную, чем после 1918 г. Ее можно встретить как раз там,
где было больше всего боли, она отличает немецкую молодежь. Эта готовность
проявляется более весомо по возвращении на родину после таких испытаний, как
разруха, окружение, унизительная неволя, чем в случае победы. После них не
остается заносчивой храбрости, но возникает новое мужество, состоящее в том,
чтобы испить чашу до дна. В атаке оно выступает ослабляющим фактором, но
дает неимоверные силы для сопротивления.[23] У безоружного такие силы
растут.

18

Там, где сегодня обнаруживается этот резерв - готовность, воля к жертве
и тем самым субстанция, - там всегда есть опасность бессмысленного его
использования. Эксплуатация[24] - основная черта мира машин и автоматов. Она
ненасытно усиливается, вплоть до появления Левиафана.[25] В этом нельзя
обмануться даже там, где великая империя чуть только не озолотила лачуги. В