"Мамзель д'Артаньян "Гусары"" - читать интересную книгу автора

- Корнет! - прошипел Земский сквозь зубы, когда Аглая Федоровна,
рассыпавшись в извинениях, лебедью выплыла из комнаты, чтобы дать нагоняй
кухарке. - Откуда вы, черт бы вас подрал, выудили это чучело?!
- Папенька подарили, - не поднимая глаз, едва слышно отвечал корнет,
совершенно упавший духом, - Мишка был папенькин камердинер, а потом...
- Ясно, - раздраженно перебил Земский. - апутственный дар, значит, от
любимого родителя? - И продолжал тоном самым саркастическим, на какой
только был способен: "Я, разумеется, понимаю, что надобно чтить отца
своего и матерь свою, и что a cheval donne on ne regarde pas a la dent ...
о, черт подери, вы у меня займетесь воспитанием своего денщика! Или я
займусь его воспитанием... а заодно и вашим!.. у вот, и глазки на мокром
месте, девица красная! е хватало еще, чтобы наша милая хозяюшка кинулась
вам нос вытирать...
... Когда упарившаяся, красная от печного жара Маланья торжественно
водрузила на стол самовар, а Липка принялась носить из кладовой
бесчисленные вазочки с киевскими вареньями, печевом, шепталой , орехами и
пряниками, на улице послышался цокот копыт.
Мелькнул в окне султан кивера, раздался стук в дверь... зазвенели шпоры
в передней...
Вошел, на ходу расстегивая чешуи , молодой офицер в запылившемся от
долгой скачки доломане, с рыжеватыми щегольскими усиками, курносым
задорным носом и карими глазами, в которых плясали веселые искорки.
- Кого я вижу! Глазам своим не верю! - радостно воскликнул Земский,
выходя из - за стола и подавая руку вошедшему. - Рекомендую вам, Аглая
Федоровна: поручик Ордин, полковой казначей, сиречь - матерь наша
кормящая, иже хлеб наш насущный даст нам днесь... или не даст?
- Дадим, господин штаб - ротмистр, как не дать, для того и приехал!
Милостивая государыня, мое почтение! - Щелкнул каблуками перед
вскочившей и зардевшейся хозяйкой, приложился к протянутой руке.
Дружески кивнул неизвестно почему смутившемуся корнету. Сел на
услужливо подставленный Липкой стул. Вытащил пачку ассигнаций и маленькую
книжечку, отсчитал положенное, вручил Земскому и записал. Корнет уныло
глядел в чашку с чаем: ему, как не прослужившему еще и недели, никакого
жалованья не полагалось.
Аглая Федоровна налила поручику чаю, пододвинула тарелку с пряниками.
Ордин стал было отказываться, ссылаясь на срочные служебные дела, но штаб
- ротмистр перебил его, спросив, кто будет сегодня следующим счастливцем,
и услыхав, что осталось осчастливить только Сулича, сказал, что ехать к
эскадронному в трактир бесполезно, и что поручику лучше сидеть спокойно в
гостиной и попивать чаек со всякими заедками, а за Суличем съездят.
Кто? "у не нам же с вами, mon cher, по жаре носиться, язык на плечо
вывесив, - мальчишки безусые на это есть! Корнет!"
Ольшевский закусил губу от обиды. Вот уже который раз за день ему дали
почувствовать, что он здесь пока - никто и ничто. "Слушаю, господин штаб -
ротмистр", - отозвался он хмуро, оборачиваясь к элегантному Земскому и
невольно краснея под его ироничным взглядом. Подумал было: "В конце концов
я его...", хоть и ясно было, как "Отче наш", что никакого "я его" не
будет, просто потому что быть не может: "Кто я - и кто он!"
- е в службу, в дружбу, корнет, сделайте одолжение: слетайте в Клёновку
и свезите ротмистру благую весть!