Крокодилы и чучела

Завтракать мы сели очень поздно. Дарси и я поехали в пивную, чтобы узнать, не пришло ли его известие, и забрать грузовик. Мы оставили его там накануне вечером, а вернулся Дарси на лендровере.

Когда мы приехали в пивную, цирка уже не было, грузовика тоже. Дарси передали, что его приятель с фермы позаимствовал машину на денек, так что все было в порядке. Только вот охотничье снаряжение уехало с грузовиком да Прушковицу не под чем было сидеть и нечего сторожить. Лендровер был для него слишком низок.

Мне не терпелось отправиться за большими крокодилами на реку Манару, и я спросил Дарси, что это за известие, которое он ждет.

— От этого известия зависит, когда мы отправимся в путь, — сказал он, со значительным видом похлопав себя по карману. — Когда здесь становится пусто, я готов поехать и добыть еще несколько шкур. Предпочитаю быть бедным охотником на крокодилов. У меня нет босса, который бы говорил: «Дарси, ты должен сделать это, или тебе придется искать новую работу» или: «Дарси, ты должен сделать то…»

На следующее утро я услышал незнакомые голоса и открыл один глаз. Все, кроме меня, уже встали. Около нашей машины стояла еще одна, и два изыскателя, которые накануне доставили Дарси домой, ели лепешки, разложенные на капоте вокруг бутылки с «особо крепким» ромом. Поднявшись, я установил, что это были старина Боб и Дик, малый примерно моих лет.

Боб был типичным старым изыскателем. В молодости он отсидел срок за то, что воровал скот. Он не морщась пил крепчайший ром прямо из бутылки, словно это было обычное «горючее», и читал следы, как абориген. Несколько лет назад он открыл колоссальное месторождение меди, но горнодобывающая компания обнаружила какую-то оплошность, которую он допустил при регистрации заявки, и захватила месторождение, не заплатив ему ни гроша. Судебный процесс все еще тянулся.

Дик был человек тихий и дружелюбный. Он краснел, когда Фиф смотрела на него и даже когда не смотрела. Когда она обращалась к нему, он начинал заикаться и ковырять ногой грязь.

Фиф захотела съездить на большой солончак к северу от Ялогинды посмотреть миражи, о которых нам столько рассказывали, Боба и Дарси миражи не интересовали. Я, Фиф и Дик сели в лендровер и поехали смотреть миражи.

Мы их увидели, но смотреть особенно было не на что. Черные контуры деревьев и холмов поднялись на несколько футов над горизонтом и колыхались в жарком струившемся воздухе — только и всего. Фиф очень возмутилась и сказала, что миражи должны появляться прямо на небе и только тогда, когда умираешь от жажды. Мы увидели собаку, пробиравшуюся сквозь высокий бурьян, и трех больших грациозных танцующих птиц ростом футов пять. Выстроившись в ряд, они с легкостью необыкновенной выделывали замысловатые па, пока Фиф не захлопала в ладоши. Испуганные, они помчались по солончаку с такой скоростью, будто их подхватил сильный ветер. Дик подстрелил валлаби на мясо для Прушковица. День прошел хорошо. Вечером мы решили, что завтра двинемся в путь. Легли спать рано.

В Ялогинде Дарси ждал такой сюрприз, от которого пришел бы в ярость кто угодно. Грузовик был цел, но все снаряжение было в таком состоянии, что потребовался целый день, чтобы установить, чего не хватает, а что только сломано. Наша маленькая лодка, упав на что-то, треснула вдоль борта.

Дарси осматривал весь этот ералаш, а мы с Фиф молча ожидали, когда он взорвется. Он поднял топор, с минуту смотрел на сломанное топорище, а потом спокойно положил его.

— Этот малый неосторожен, — сказал он.

— Где он? — сказал я. — Мы заставим эту скотину все починить!

— Нет, — покачав головой, сказал Дарси. — Как-нибудь он захочет взять что-нибудь у меня или попросит о помощи. Тогда он пожалеет, что отнесся к моей собственности без должного уважения.

Мы купили горючее и продовольствие и двинулись через равнину по дороге, которая в свое время привела нас с Фиф в Ялогинду. Миль через пятнадцать мы свернули на колею, которая снова привела нас к реке Манаре. На заросшем травой берегу мы с Фиф разбили лагерь, а Дарси стал терпеливо сортировать снаряжение, но не управился до наступления темноты.

Утром в одних шортах и босиком, прихватив ружья, ножи и Прушковица, в сильно протекавшей лодке мы переехали реку и пошли вверх по течению, высматривая крокодилов. Оказалось, что надо было идти не по тому берегу. Шестиметровая прибрежная полоса растительности скрывала от нас крокодилов. Трижды слышались неожиданные всплески у берега, по которому мы шли. С противоположной стороны реки мы, вероятно, имели бы возможность их увидеть.

Когда под нами плюхнулся в воду первый крокодил, мы сошли вниз через кустарник по тропинке, проделанной кенгуру, и обнаружили маленький персональный пляж, усеянный костями. При виде влажного следа, оставленного телом «здоровенной дубины» в том месте, где она бултыхнулась в воду, меня пробрала дрожь. Не меньше восемнадцати футов!

— Черт побери, Дарси, — прошептал я. — Это же «здоровенная дубина»!

Дарси взглянул на след, кивнул и сказал:

— Да, длиной футов двенадцать.

Пожив среди аборигенов, Дарси научился хорошо читать следы. Бросив на них один только взгляд, он мог объяснить, что к чему. Даже не верилось, что такое возможно узнать по отметинам на земле. Это производило гораздо большее впечатление, чем работа любого сыщика, который с непроницаемым лицом изучает место происшествия пядь за пядью, а потом немногословно ставит диагноз.

На крокодильем пляже из уважения к размерам следа, несмотря на то что он был оставлен всего лишь двенадцатифутовым крокодилом, я старался держаться подальше от воды. Дарси прислонил ружье к берегу, прошел сквозь тростник, нырнул в воду и поплыл. Я схватил винтовку в полной уверенности, что он внезапно сошел с ума.

— Какого черта вы там делаете? — закричал я.

— Смываю с себя пот, чтобы крокодилам не так легко было меня учуять, — ответил он. — Окунитесь и вы.

— А крокодилы?

— Сейчас крокодил нас не тронет. Для него это все слишком неожиданно. Он должен подумать, прежде чем решиться напасть. А когда он примет решение, нас уже здесь не будет. Заходите в воду. Это совершенно безопасно.

Я безрассудно ринулся в камыши, растущие на мелководье, и тут же выскочил обратно, словно был на резинке. К черту такие забавы!

Следующий потревоженный нами крокодил исчез в реке с шумом разбивающейся о берег волны, и Дарси бросился к воде через просвет в зарослях, потому что иногда крокодилы, нырнув, тотчас появляются снова на поверхности, чтобы взглянуть, в чем дело. Но этот не появился. Мы пошли дальше и наткнулись на четкий изогнутый отпечаток громаднейшего крокодила. Этот уж наверняка больше восемнадцати футов!

— Пятнадцать футов, — сказал Дарси.

— Но посмотрите, какой широкий след! Взгляните на размеры отпечатков лап!

— Да. Достигнув двенадцати — тринадцати футов в длину, они растут больше в ширину, чем в длину.

— Но посмотрите, ширина какая!

— Да, — терпеливо повторил Дарси. — Около пятнадцати футов.

Следующий крокодил, которого мы услышали, имел в длину каких-то восемь — десять футов. Вот и все, что мы в тот день видели… вернее, слышали. На обратном пути Дарси сказал, что на пройденном нами участке реки в две с половиной мили крокодилов будет, пожалуй, не четыре, а по крайней мере вдвое больше.

— Они всегда лежат на берегу, головами в сторону воды, — объяснял Дарси. — А большие крокодилы никогда не уходят далеко от глубоких мест. На мелководье они не чувствуют себя в безопасности. Когда на крокодила наводишь свет, он всегда уплывает в ту сторону, где глубоко. Когда он останавливается или поворачивается, значит, он достиг самого глубокого участка реки или самого безопасного. Тогда готовь гарпун, потому что здесь-то он подпустит тебя к себе. Так бывает не всегда, но довольно часто.

Нужно многое знать и быть готовым ко всему. Учитывать, какая вода, течение, время года, место, крокодил… всего не перечислишь. Когда луч фары падает на крокодила, я говорю себе: «Этот крокодил твой, но наберись терпения» или, «Вот глупый крокодил, он ждет, чтобы ты его убил». А иногда я говорю: «Этот крокодил будет погружаться много раз и плавать под водой. Я его убью, если только очень повезет». Очень часто я ошибаюсь. Еще многому надо научиться.

— А при чем тут время года, Дарси? Какая разница, когда стрелять крокодилов?

Но Дарси сказал, что для одного дня рассказов о крокодилах хватит.

— Со временем узнаете, — сказал он. — Если хотите изучить крокодилов, то старайтесь понять все, что видите сейчас, и пусть ваш опыт поможет вам понять то, что увидите потом. А времена года будут сменяться быстрее, чем вы — приобретать знания… Вон, приближается пыльная буря.

И верно. На довольно значительном расстоянии от нас виднелась какая-то дымка, но вскоре на зубах заскрипела почти невидимая пыль, повисшая в почти прозрачном воздухе. Мы вырезали новый шест для гарпуна, и к тому времени, когда вернулись в лагерь, пыль проняла нас до самых печенок. Она висела в красном воздухе три дня, пока ветер с залива не унес ее прочь.

Вода в реке у нашего лагеря была не такой соленой, как в низовьях, но для питья все же не годилась. На следующий день я поехал в Ялогинду за водой, а Дарси приводил в порядок снаряжение и чинил лодку.

В городе я заскочил в пивную. Там я встретил бродячего ювелира, проделавшего путь от Маунт-Айза. На дне перевернутого ящика из-под чая он разложил множество часов и безделушек. Единственному покупателю ювелир объяснял достоинства железнодорожного хронометра. Покупателем был Стоунбол Джексон, по глазам которого было видно, что он задумал какую-то каверзу. (Позднее мне рассказали, что Стоунбол купил у ювелира влагонепроницаемые часы и проверил их, опустив на ночь в кружку с пивом. Потом он потребовал деньги обратно.)

Когда я вернулся в лагерь с водой и кое-какими вещами для Фиф (ей пришлось выписать их, потому что подобных в ялогиндской лавке не держали), снаряжение Дарси было уже более или менее в порядке, а наклеенная на лодку заплата сохла на солнце. Дарси с Фиф приступали как раз к первому уроку набивки чучел маленьких крокодилов. Я так и не научился этому делу, но Фиф изготовляла чучела дюжинами. Насколько я усвоил, способ набивки чучел, применявшийся Дарси, заключается в следующем (могу гарантировать успех при условии, если вы будете следовать моим указаниям и если эти указания правильные).

С того самого времени, когда крокодил вылупляется из яйца в горячем песке на речном берегу, он начинает самостоятельную жизнь. Он такой же прожорливый, как его папаша. Прежде чем он и еще примерно двадцать его братьев и сестер доберутся до воды, в живых останется только десять. Кукабарры,[3] динго, змеи — все лакомы до них. А когда он попадает в воду, за ним охотятся акулы и другие рыбы. Даже собственный папаша не прочь сожрать его. Он живет несколько дней, или недель, или месяцев, а то и лет, шныряя вверх и вниз по реке вдоль заросших берегов и питаясь крабами, мелкой рыбой и прочим. Потом однажды ночью на своей лодке приплывает Дарси, быстро хватает его за шею и сует в холодный мокрый мешок, где уже сидят несколько его братьев, сестер, кузенов и кузин. К утру он подыхает. (Интересно, сколько миллионов лет потенциальной жизни оборвал Дарси?)

Разрез вдоль живота и хвоста единственный. Спускаете шкуру с задних лап почти до когтей. Затем разделываете хвост (здесь нужен здравый смысл). Передние лапы обрабатываются так же, как задние (шкура, правда, здесь получается вся в порезах, но для начала это не имеет значения). Отделяете шкуру до нижней челюсти и основания черепа. Перерезаете спинной хребет у первого позвонка.

Теперь у вас есть миниатюрная крокодилья шкура с когтями и головой и немножко крокодилятины на внутрезней стороне, но не волнуйтесь: в первое время это случается со всяким. Осторожно соскребите ее, удалите мозги и натрите шкуру изнутри солью. Затем засыпьте ее солью и заройте в мешок с солью вместе с другими шкурками, которые вы испортили. Да, не забудьте выковырять глаза. Острием ножа.

Через три дня перемените соль. Через три-четыре дня самое меньшее или через три-четыре месяца самое большее вытащите шкуру и смойте с нее всю соль. Пока она не засохла, набейте ноги мелкими сухими опилками и крепко утрамбуйте их круглой палкой. Достаньте иглу, вощеную нитку и ровненько зашейте шкуру от хвоста до задних ног. Хвост набейте так же, как ноги. И продолжайте набивать и зашивать до тех пор, пока у вас не получится пугало с прямым хвостом и негнущимися лапами.

Теперь приступайте к отделке. Согните лапы и поверните хвост, чтобы они выглядели естественно. Для начала лучше всего сделать так, чтобы брюхо, хвост и лапы касались пола. (Потом, когда приноровишься, можно сажать их на задние лапы и хвост.) Поднимите голову и откройте пасть. Горло придется заткнуть бумагой, чтобы не высыпались опилки. Теперь натыкайте всюду гвоздей и щепочек, чтобы они поддерживали крокодила в той позе, которую вы считаете естественной. Теперь можете выставить чучело на солнце. Солнце высушит и стянет кожу вокруг опилок.

Через несколько часов можно сказать, что все в порядке, потому что чучело затвердело. Откройте баночку с замазкой и заделайте шов на брюхе и все бросающиеся в глаза ножевые порезы. Покрасьте бумажную затычку в горле и расправьте язык. Для глаз подойдут мраморные шарики или бусинки — в общем все, что не гниет. Опять на солнце, пока не высохнет замазка.

Теперь можете достать бесцветный лак и покрыть свое изделие раз-другой. Когда лак высохнет, у изделия появится товарный вид.

Даже Дарси и тот испортил несколько своих первых шкур, а теперь делает чучела восьмифутовых крокодилов. Он даже восемнадцатифутового набьет, если за это предложат хорошую цену.

Дарси с Фиф сделали в тот день четыре чучела, на другой день — тоже четыре. Мы с Дарси отвезли их в Яло-гинду и оставили для отправки на скачки в Грегори. Ктото предложил Дарси на время большую лодку с подвесным мотором. А за это, пока их хозяин был на скачках, требовалось всего-навсего, чтобы Дарси присмотрел за тремя собаками и привез двух маленьких живых крокодилов. Живые крокодилы — это еще куда ни шло, но вот собаки доставят, вероятно, много хлопот.

Вечером Дарси должен был пригнать лодку к лагерю. Он взял фару и винтовку, а мы посадили Прушковица и рычащих гостей к себе в лендровер. По пути я убил двух валлаби для собак, и мы с Фиф оказались вдвоем первый раз за много недель. Но вечер не получился. Собаки выли и лаяли, Дарси прибыл часов в одиннадцать. Недалеко от лагеря вниз по реке он убил крокодила длиной четырнадцать футов. Он мог бы убить и большего, но не взял с собой гарпуна. Я пожалел, что не был с ним.

Утром мы все вместе отправились снимать шкуру с убитого крокодила, которого Дарси оставил в чертовски неудобном месте. Из-за прилива вода поднялась на четыре фута и затопила труп. Охотник прыгнул в воду и ощупывал дно ногой до тех пор, пока не нашел крокодила. Всем вместе нам удалось его дотащить до расквасившегося берега, но голова так и осталась под водой. Зверь был такой большой и тяжелый, что нам не под силу было перенести его куда-нибудь в более удобное место. Пришлось снимать шкуру, стоя по щиколотку в жидкой грязи. Чертовски неприятная была эта работа — скользко, тесно, неудобно. Мы с Дарси провозились два часа.

Разница между крокодилами, живущими в соленой и пресной воде, не очень большая. Соляник длиннее прес-няка, и, кроме того, голова у него шире и массивнее. У пресняка рыло потоньше, поизящнее, челюсти похожи на ножницы. У нашего крокодила была тупая и ухмыляющаяся морда, гладкая на ощупь, как булыжник, с кабаньими клыками, крайние из которых торчали сквозь отверстия в носу. Края челюстей были неровные, как бородка ключа, но совпадали они очень точно. Когда я поднимал и отпускал верхнюю челюсть, она захлопывалась с громким деревянным стуком. Убитый крокодил костенеет медленно. II первое, что приходит в голову: как же бывает беспомощен человек, когда его хватает такая вот тварь! У нее не вырвешься. Одна только шкура весила столько, что я едва донес ее по чавкающей грязи до лодки, где сидела Фиф.

Потом Дарси сделал вскрытие, чтобы посмотреть, что ел убитый крокодил. Кости, довольно большие, тазовые кости кенгуру… нет, собаки. Кусок ошейника с пряжкой и с заклепкой на нем. Кости ног. Свиная щетина, комки волос кенгуру и овчарки. Четыре комка размером с теннисный мяч. Опять кости. И камни! Круглые, с дюжину, с кулак величиной.

— Для чего камни, Дарси?

— Одни говорят, что камни в желудке крокодила помогают ему переваривать кости и все, чем он питается, но я этому не верю. Я думаю, что крокодил глотает камни для того, чтобы уравновесить свою плавучесть и быть способным без усилий лежать на дне, а на поверхности держаться, едва шевеля конечностями. Когда крокодил уходит под воду, он не ныряет, понимаете? Он постепенно исчезает, он погружается. Камни в желудке помогают ему поддерживать нужный вес. Когда крокодил поднимается наверх подышать или посмотреть, видна только макушка его головы, а туловище висит под углом. И только когда он плывет по поверхности воды, видна его спина.

Дарси показал мне наиболее уязвимые места большого крокодила.

— Надо всегда стрелять в голову. Если стрелять в туловище, можешь только ранить крокодила и продырявить шкуру. Хорошо стрелять в ухо — щель в голове в двух дюймах за глазом. В этом месте черепа есть отверстие, ведущее к мозгу. В противном случае надо стрелять не задумываясь и надеяться, что пуля разнесет череп. Но часто, даже если бьешь в упор, пуле из винтовки не удается пробить череп крокодила.

Почти на всех больших шкурах есть порезы и дыры — последствия драк. Дарси говорил, что лучшие шкуры снимаются с крокодилов длиной в десять — двенадцать футов и их легче обрабатывать. Крокодилы дерутся либо из-за самок, либо за главенство на реке, либо по каким-нибудь другим темным крокодильим причинам, неизвестным даже самому Дарси. Он рассказал нам, как однажды следил за большим крокодилом, плывшим вниз по течению. Стрелять в него он не мог из-за большой глубины и решил прикончить его ночью с фарой. Он просто сидел и наблюдал. С другой стороны реки плыл еще один крокодил примерно такой же длины (футов двенадцать — тринадцать). Не замедляя хода, они двинулись навстречу друг другу, и началось представление, как будто бы специально для того, чтобы Дарси посмотрел. Один из крокодилов вцепился другому в основание хвоста. А тот вцепился противнику в бок, и они кружились до тех пор, пока Дарси не выстрелил и не прекратил сражение, потому что крокодилы могли попортить шкуры. В ту ночь Дарси взял обоих. Две второсортные шкуры с большими дырами.

Вернувшись в лагерь, мы накормили собак и пустили их побегать. Дарси скоблил и солил крокодильи шкуры, а Фиф пекла хлеб. Я отделывал новое древко для гарпуна. Острой отверткой выдолбил аккуратное отверстие в толстом конце, чтобы наконечник сидел плотно и в то же время легко выскакивал. На другом конце я прикрепил болтами крючок. После этого я позволил себе почистить и немного смазать винтовки Дарси. При стрельбе на двадцать пять ярдов пули из его винтовки уходили дюйма на два ниже точки прицеливания. Он сказал, что знает об этом и делает поправку, и поэтому я не стал регулировать прицел.

Ночью мы собирались поохотиться на больших крокодилов.