"Людмила Улицкая, Михаил Ходорковский. Диалоги " - читать интересную книгу автора

ценности... Как эти ценности меняются? И меняются ли? Когда человек
находится в лагере, возникает уникальный опыт, отличный от здешнего. Это я
заранее Вас предупреждаю, о чем еще мне хотелось бы с Вами поговорить, если
будет такая возможность.
Желаю Вам здоровья, твердости и спокойствия.

С уважением, Людмила

6.

05.06.09.
Уважаемая Людмила Евгеньевна,

был очень рад получить Ваше письмо, воспринимаемое мной как
справедливый "подзатыльник".
Мои родители специально сделали так, чтобы я не стал "белой вороной" в
том обществе. Сейчас я это понимаю, тогда - нет. Более того - и в школе, и в
институте я не видел "белых ворон". Школа была на пролетарской окраине,
институт - тоже сугубо "пролетарский" - 70% по путевкам с заводов. Не было у
нас диссидентов вообще. В институте особенно - факультет оборонный, и если
исключали из комсомола, то автоматически отчисляли. Причем мы считали это
справедливым.
Я как секретарь факультетского комитета отказывался исключать из
комсомола отчисляемых из института, т.к. был убежден: не всякий комсомолец
может быть способен к учебе. А вот обратное на оборонном факультете казалось
мне абсолютно справедливым. Ведь мы должны при необходимости отдать жизнь за
Родину даже в мирное время, а как это можно потребовать с некомсомольца или
некоммуниста? Не шучу, не утрирую. Ровно так и думал.
"Один день Ивана Денисовича" читал, был потрясен, Сталина ненавидел как
опорочившего дело Партии в интересах культа собственной личности. К
Брежневу, Черненко относился с юмором и пренебрежением - геронтократы,
вредят Партии. Андропова уважал, несмотря на "перегибы на местах". Вам
смешно? Хотел бы посмеяться. Не выходит.
Я, когда был на практике, не в заводской библиотеке сидел, а гексоген
(взрывчатку) лопатой кидал, на пресс-автомате работал (чуть вместе с
приятелем на тот свет не отправился по собственной ошибке). На сборах были,
мне звание сержанта присвоили и назначили замполитом, а я опять попросился
на завод - снаряды старые разбирать. Мы ведь комсомольцы, нам положено идти
на самые опасные участки. И разбирал под недоуменными взглядами
командовавших офицеров с нашей военной кафедры.
Опять рассмешу: их недоумение не понял, а они ничего не сказали.
К слову, смело ругался с секретарем партбюро. Даже никаких опасений не
ощущал. Он сам приходил на комитет комсомола, где было 20 женщин с заводов и
двое-трое парней - мы с ним спорили, и комитет голосовал за меня,
практически 100%. Парторг жаловался ректору - Ягодину. Девчонки, к слову,
мне до сих пор пишут. Одна из них - моя первая жена, другая уже 20 лет -
нынешняя. Пишут, правда, не только они, но и другие, писала даже парторг
(это начальник секретаря партбюро) Люба Стрельникова.
Не подумайте ничего плохого. Я был в этом плане очень приличным молодым
человеком. Шучу.