"Виктория Угрюмова. Африка" - читать интересную книгу автора

другу в период больших стирок или консервации.
- Я творил сегодня ночью, - сообщает мне пан Копыхальский,
вытирая мокрую голову огромным ярко-оранжевым полотенцем. - А утром
нажарил котлет. Ступайте, паненка, поешьте, а я почитаю Вам свой опус.
Это не Мицкевич, но уже и не Тувим.
В скобках нужно отметить, что Тувим олицетворяет собой нижнюю
границу его творчества. Я бы отказалась, но это нанесет серьезную
травму его ранимой душе. Да и котлеты пану Копыхальскому удаются
гораздо лучше, чем все остальное. Вот если бы он открыл кооперативное
кафе... Но нет-нет, его бы атаковали мафиози всех рангов. Это как
наркотик, один раз съешь, а потом уже никогда не меняешь квартиру,
чтобы быть поближе к этому великому кулинару.
Я счастлива тем, что стихотворение оказалось небольшим, и даже
сносным.
- Вы приняли это? - спрашивает пан Копыхальский, - В душу? Еще
глубже?
- М-м, конечно, - отвечаю я предельно честно. Я глубоко убеждена
в том, что желудок лежит глубже, чем душа. - Восхитительно.
Теперь я могу идти на то, что раньше называли службой.
- Выпейте филиджаночку кавы! - кричит мне вслед пан Копыхальский.
Но я всем телом изображаю отрицание: силы нужно беречь, впереди
теплая встреча с сотрудниками. А у меня иногда возникает впечатление,
что наша фирма не производит ничего, кроме пустых чашек из-под черного
кофе, с сахаром или без оного.
- Тонечка! Тося! - доносится из недр нашей коммунальной пещеры.
- Добрый день, птичка моя! У Вас еще сохранилась та помада от
"Ланкома" карминового цвета? Она мне необходима теперь же, и больше,
чем воздух.
Это Полина. Она артистка, контральто, концерты, филармонии,
консерватории, букеты, необъятный бюст... Вот-вот, сначала входит
бюст, затем уже Полина. Глядя на Руслану Пысанку, она скептически
хмыкает. Но до Монсератт Кабалье ей еще далеко, особенно в плане
вокала. Но уже близко к Марии Каллас - особенно, в личной жизни. С той
только разницей, что бросил ее не миллиардер Онассис, а личность
гораздо более скромная, но демонически притягательная. Откровенно
говоря, я его ненавижу, за то, что он оставил Полину в ее
непереносимом, удушливом, тоскливом одиночестве, потому что теперь мне
приходится выслушивать подробнейший отчет об их совместном проживании
как минимум три раза в неделю, и каждый раз со всеми подробностями.
Пробегая мимо ее комнаты, я просовываю помаду в приоткрытую
дверь. С обратной стороны в нее цепляются мертвой хваткой.
Теперь главное - миновать двух старушек-сестричек. Их зовут Тася
Карповна и Мися Карповна, то есть Таисия и Мелисса. Их мама читала
романы, а пострадали дочери. Мы все расплачиваемся за родительские
грехи, и, очевидно, в отместку совершаем кучу собственных. Так что
нашим детям тоже не приходится скучать.
Тасе и Мисе Карповнам снятся вещие и - страшно сказать -
пророческие сны. А потом они пересказывают их во всех анатомических
подробностях и старательно толкуют. Чаще всего, старшуки оказываются
правы. Но сегодня мне не интересно, что меня ждет. Мне нужно во что бы