"Марина Юденич. Гость" - читать интересную книгу автора

актрисы - она, к примеру, не молода и не так уж красива, а ей играть
Джульетту. И что? Она накладывает грим, и всем в зале кажется - на сцене
юная красавица. Что это, обман? Нет, профессиональный прием. Вот так же и я.
- Не так же. Зрители в театре знают, что на сцене не четырнадцатилетняя
девочка, и обманываются, как вы говорите, сознательно, чтобы получить
удовольствие от спектакля. А ваши читатели не знают, что вы блефуете.
- Они не хотят этого знать. Потому что, если бы они хотели знать
настоящую правду, а не ту красивую историю, которую рассказываю я, то им не
составило бы особого труда слегка пошевелить мозгами и разобраться, что к
чему. Это во-первых. Ну, а во-вторых, я ведь далеко не всегда блефую. Так,
иногда, если настоящая история не так уж интересна.
- Вот мило, значит, вы решаете, когда рассказать мне правду, а когда не
стоит, потому что, по-вашему, она мне будет неинтересна.
- Можно, я попытаюсь продолжить дальше сам? Вы спросите, кто дал мне
это право? А я отвечу, что это право вы дали мне сами, выписав или купив
газету с моим материалом.
- А можно я прерву вашу дискуссию? С ним нужно что-то делать, иначе
утром мы все равно получим труп - стоило его спасать и поить коньяком в
итоге?
- Вы очень добры.
- Спасибо, я знаю.
- Чем же его спасать?
- Хотите, может быть, в парную? Баня вам не противопоказана?
- А вы знаете, пожалуй, хочу. Баня мне очень даже показана, но вот
только удобно ли?
- Да какие уж тут удобства, не скромничайте, Лазаревич. Включи парилку,
солнышко, - гостя надо спасать.
- Надо - спасем. Спасение ближнего - благородное занятие, так ведь?

Спасти ближнего - он и представить себе не мог, каким это окажется
трудным делом. Пожалуй, это было самое трудное дело из всех дел, которые
когда-либо делал он в своей жизни - и до всей этой истории, и после нее. А
самым сложным в нем было то, что спасти он должен был человека настолько
слабого и беззащитного, от одного взгляда на которого сердце его всегда
сжималось от жалости и любви, человека, которого он просто не мог не спасти,
а случись иное - жить бы просто не смог, хотя внешне не страдал от
сентиментальности. Это был совершенно особенный человек в его жизни.
Сколько он помнил себя, все всегда звали ее Муся. Просто Муся, без
полного имени, отчества, приставки "тетя", хотя к тому времени, с которого
он помнил ее подле себя, она была уже не юной. Ему она приходилась тетей -
была двоюродной сестрой его матери, но он, естественно, тоже звал ее Мусей.
Муся в семье была не то чтобы изгоем, но уж точно белой вороной, хотя самой
ей никогда бы и в голову не пришло бы сознательно сделать что-либо
эпатирующее общественное мнение или даже просто не соответствующее его
представлениям о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Просто так
получалось, она всегда все делала невпопад: говорила, смеялась, одевалась,
болела, влюблялась, обижалась, плакала - на нее, собственно, никто не
обращал внимания, и никого всерьез ее вечные несуразности не задевали - над
ней смеялись, ее ругали, изгоняли и отторгали скорее в силу сложившейся
традиции. Было просто невозможно представить шумное семейное сборище без