"Юрий Тынянов. Портреты и встречи (Воспоминания о Тынянoве) " - читать интересную книгу автора

когда он зажигался, говорил: хараксо. Томашевский (давно было) пришел из
Гаспры, но поздороваться со мной не мог, я лежал на постели, кругом толстый
и высокий вал из окурков. Не убирали. Вот тебе человеческий пейзаж. Видел
там в другое лето Брюсова, который через месяц умер. Мне казалось тогда, что
я несчастен, и я в самом деле был несчастен из-за женщины. Все это было,
оказывается, счастьем.
<...> Я кончил и сдал Кюхлю - малой серии и два большие тома большой.
Малый скоро выйдет, а большого матрицируют. Никогда не ждал корректуры с
такой приятностью.
Отдельно вышел "Прокофий Ляпунов", с издательской задержкой на 104
года. Будут экземпляры - пришлю тебе. <...> Я гуляю все меньше - раньше до
Лассаля, теперь до парикмахера.
Лечиться я больше не хочу и не буду.
28 ноября 1938 г.
<...> Новостей у меня нет, я никуда не хожу - не на чем.
Я иногда очень скучаю, милый друг, а не просто.
Если у тебя какое-нибудь дело здесь, придерись к этому и приезжай.
<...>
Мартобря, и день без числа.
14 января 1939 г.
<...> Я задумал сегодня ночью такую статью о Грибоедове, что сам
удивлен. Эта статья, мой дорогой друг, хоть и под занавес, но она докажет,
что такое Грибоедов для нас. Ура! Поцелуй меня за нее. Спинной мозг хлещет
по ногам, и они у меня стальные. Сегодня иду на 125-летие Публичной
библиотеки. Я в делегации. А как доберусь до заседания и потом до дому - не
знаю.
Целую тебя, умница. Ты один у меня друг. <...>
15 января 1939 г.
<...> Я живу тихо, на 45 лет неплохо, может быть. Удивительно, как нам
много лет вдруг стало.
<...> Думаю о Грибоедове и других и под конец перестал понимать, как у
них хватило времени всего наворотить? Не так уж долго жили, много ездили.
Около мая 1939 г.
Друг мой, я очень и очень болен - потому не пишу. Я перестал ходить как
люди ходят, - а ковылять с ежеминутной опасностью упасть - это не ходьба.
Сегодня в первый раз поехал в машине (не кататься, а за деньгами) увидел
зелень. Жалко. <...>
Как меня теперь осматривают врачи! Смотрят почерк, заставляют говорить,
улыбаться, удивляться, и наблюдают. Всего этого, по-видимому, я могу вдруг и
не изобразить. Странно. А так как изображаю, "болезнь протекает
благоприятно", и они даже удивляются. Завтра еду в Лугу, потом меня пошлют в
Железноводск. Мне вообще "показана" сухая и теплая полоса, а Питер не
показан. Кабы знать, жил бы в Киеве.
Ты не беспокойся обо мне, болезнь такая. Ничего не поделаешь.
Целую и не знаю, отправлять ли письмо, разжалобился.
Твой Юр.
31 марта 1940 г.
<...> Я был рассчитан на несколько меньшее время: 46-й год - очень
много. Поэтому издаю том "Избранное" - взял всего понемногу. Избирать самого
себя трудно: "А не взять ли еще средний палец? Этот глаз тоже надо бы".