"Марк Твен и Чарльз Дэдли Уорнер. Позолоченный век (Повесть наших дней)" - читать интересную книгу автора

или такую машину, какую вы купили с полковником Селлерсом; а иногда мне
кажется, что я куплю... Ну я, правда, не знаю... я не очень уверен, -
может, лучше всего сначала завести собственный пароход?
- Ты верен себе, малыш! Как всегда, тебя тянет то к одному, то к
другому. А ты, ты чем займешься, Клай, когда станешь одним из самых богатых
людей на свете?
- Не знаю, сэр. Моя мама - моя другая мама, которой больше нет, -
всегда говорила мне, чтобы я работал и не особенно надеялся разбогатеть,
тогда я не стану горевать, если никогда не разбогатею. И поэтому, мне
кажется, лучше подождать, пока я разбогатею, - к тому времени я уж
наверняка придумаю, чем заняться. А сейчас я еще не знаю, сэр!
- Разумная ты у меня головушка! Губернатор Генри Клай Хокинс - вот кем
ты когда-нибудь будешь, Клай! Умная, рассудительная головушка! Ну а теперь
отправляйтесь играть! Идите, идите! Первоклассный товар, Нэнси, как говорят
обэдстаунцы о своих свиньях.
Пароходик, на который Хокинсы пересели в Сент-Луисе, отвез их со всеми
пожитками еще на сто тридцать миль вверх по Миссисипи, до убогой деревушки,
приютившейся на миссурийском берегу; тут они и высадились в сумерках
теплого октябрьского вечера.
На следующее утро Хокинсы снова запрягли лошадей в фургон и два дня
тащились по бездорожью в глубь безлюдного лесного края. И когда они,
выражаясь фигурально, в последний раз раскинули свои шатры, они были у цели
- перед ними лежала их новая родина, средоточие всех их надежд.
У обочины проселочной дороги стоял новый рубленый одноэтажный
домик-лавка; неподалеку от нее жались друг к другу еще десять - двенадцать
таких же домиков, старых и новых.
В печальном свете угасавшего дня поселок казался унылым, бесприютным.
Двое или трое молодых людей сидели перед лавкой на большом ящике, ковыряли
его ножами, стучали по нему растоптанными башмаками и плевались табачной
жвачкой, стараясь попасть то в одну, то в другую цель. Несколько оборванных
негров удобно прислонились к столбам, подпиравшим навес над крыльцом лавки,
и с ленивым любопытством разглядывали вновь прибывших. Все указанные лица
вскоре перебрались поближе к фургону Хокинсов, где и замерли в
неподвижности, засунув руки в карманы и переминаясь с ноги на ногу; став на
якорь, они с удовольствием продолжали глазеть на фургон. Помахивая
хвостами, вокруг фургона бегали бродячие собаки: они заинтересовались
собакой Хокинсов, но полученные сведения их, видимо, не удовлетворили, ибо
они тут же открыли против нее совместные военные действия. Это событие
могло бы разжечь любопытство местных жителей, если бы силы были более
равные, а то какая же это собачья драка, если много псов бросается на
одного? Посему мир был восстановлен, и чужая собака, поджав хвост,
поспешила укрыться под фургоном. Ловко держа на голове ведра, вразвалку
подходили неопрятные старые и молодые негритянки; они присоединялись к
зрителям и тоже глядели во все глаза. Полуодетые белые мальчуганы и
маленькие голопузые негритята, на которых только и было, что короткие
рубашонки из небеленого холста, сбегались к фургону со всех сторон,
останавливались и, заложив руки за спину, изо всех сил помогали взрослым
смотреть на вновь прибывших. Остальные жители поселка уже собирались
отложить свои дела, готовясь двинуться к фургону, как вдруг сквозь толпу с
громкими криками прорвался какой-то мужчина и начал восторженно трясти руки