"Марк Твен. Школьная горка (Пер. Л.Биндеман) [F]" - читать интересную книгу автора

- Масса Оливер, не беспокойтесь, господь не оставит его своей милостью.
- В такую бурю, старая дура? Ты себе отчета не отдаешь в своих словах.
Впрочем, погодите - у меня есть идея! Быстрее за стол, возьмемся за руки.
Все помехи - прочь! Отбросьте сомнения: духи бессильны перед сомнением и
недоверием. Молчите, соберитесь с мыслями. Бедный мальчик, если он мертв,
он придет и расскажет о себе.
Хотчкис оглядел сидевших за столом и обнаружил, что круг не замкнулся:
Безумный Медоуз заявил, не преступая этикета рабовладельческого
государства и не обижая присутствующих рабов, ибо они за свою жизнь успели
привыкнуть к откровенности этого этикета:
- Я пойду на любые разумные шаги, чтобы доказать свою озабоченность
судьбой моего благодетеля; нельзя сказать, что я неблагодарный человек,
или озлобленный, хоть дети и гоняются за мной по пятам и забрасывают меня
камнями - просто так, шутки ради; но всему есть предел. Я готов сидеть за
столом с черномазыми сейчас ради вас, Оливер Хотчкис, но это самое
большее, что я могу для вас сделать; я думаю, вы избавите меня от
необходимости держаться с ними за руки.
Благодарность обоих негров была глубокой и искренней: речь Безумного
Медоуза сулила им облегчение; ситуация была в высшей степени неловкой: им
пришлось сесть вместе с белыми, потому что им было ведено, а повиновение
вошло в их плоть и кровь. Но чувствовали они себя не вольготней, чем на
раскаленной плите. Они надеялись, что у хозяина хватит благоразумия
отослать их, но этого не произошло. Он мог провести свой seance (10) и без
Медоуза и намеревался это сделать. Сам Хотчкис ничего не имел против того,
чтобы взяться за руки с неграми, ибо он был искренний и страстный
аболиционист (11); фактически он был аболиционистом уже пять недель и при
нынешних обстоятельствах остался бы им еще недели две. Хотчкис подтвердил
искренность своих новых убеждений с самого начала, освободив двух своих
рабов; правда, это великодушие было лишено смысла, потому что рабы
принадлежали жене, а не ему. Жена его никогда не была аболиционисткой и не
имела намерения стать аболиционисткой в будущем.
По команде рабы взялись за руки с хозяином и сидели молча, дрожа от
страха, ибо ужасно боялись привидений и духов. Хотчкис торжественно
наклонил голову к столу и молвил почтительным тоном:
- Присутствуют ли здесь какие-нибудь духи? Если присутствуют, прошу
стукнуть три раза.
После паузы последовал ответ - три слабых постукивания. Негры сжались
так, что одежда повисла на них, и принялись жалобно молить, чтоб их
отпустили.
- Сидите тихо и уймите дрожь в руках!
То был дух лорда Байрона. В те дни Байрон был самым деятельным из
потусторонних пиитов, медиумам спасения от него не было. Он скороговоркой
изрек несколько поэтических строк в своей обычной спиритической манере -
рифмы были гладкие, позвякивающие и весьма слабые, потому что ум его
сильно деградировал с тех пор, как он усоп. Через три четверти часа он
удалился - подыскать рифму к слову "серебро".
- Будь счастлив, и - с глаз долой, такого слова не найдешь, -
напутствовал его Безумный Медоуз.
Затем явился Наполеон и начал толковать про Ватерлоо: бубнил одно и то же
- это-де не его вина - в общем, все то, что он раньше говорил на острове