"Антон Твердов. Нет жизни никакой " - читать интересную книгу автора

видеть очерки и заметки, подписанные "Роман Багдадский", с заголовками
вроде: "В городе Луганске находится перевалочная база
инопланетян-лейбористов?" Или - "Костромские строители обнаружили подземный
ход Ивана Грозного на Аляску?" Или - "Филипп Киркоров является внебрачным
внуком Черномырдина?" Но больше всего шуму наделала статья Багдадского,
опубликованная в газете "Комсомольская правда" и занимавшая целый разворот.
Статья называлась "Владимир Путин усыновил клона Билла Клинтона?"
В общем, Дрыгайло-Багдадский писал на разные темы. Неизменным в его
творчестве оставался только мотив клинического идиотизма, впрочем,
достаточно характерный для некоторых изданий, где Багдадский публиковался,
да еще горбатый вопросительный знак, постоянно возникавший в конце
заголовка - словно автор статьи оставлял читателям право верить или не
верить и к тому же сам изумлялся тому, что написал.
Степан Михайлович Турусов с шумом отодвинул стул и поднялся из-за
стола. Подошел к окну, вытаскивая из кармана сигареты.
Прежде чем закурить, он посмотрел на часы.
Половина десятого вечера.
Все сотрудники журнала уже давно разошлись. Не было даже секретаря
Турусова Ниночки - не по-городскому объемной девушки с вечными пудельными
кудерышками на круглой головке.
Степан Михайлович вздохнул. Полгода назад он, будучи, как и подобает
истинному романтику, до сих пор холостым и одиноким, пытался подкатывать к
Ниночке со вполне
определенными намерениями. Ниночка, как выяснилось, особой скромностью
не отличалась и была уже почти не против, но Степан Михайлович сам все
испортил, сводив как-то раз Ниночку не в ресторан, а в краеведческий музей,
где под чучелом степной лисицы прочитал ей два своих юношеских
стихотворения. С того самого вечера Ниночка на все заигрывания Турусова
стала отвечать бледной отсутствующей улыбкой и провожала его долгим
изумленным взглядом, пока главный редактор следовал через ее предбанничек в
свой рабочий кабинет.
Сунув в рот сигарету, Степан Михайлович щелкнул зажигалкой, на конце
которой тотчас вспыхнул крохотный желтый огонечек. Турусов прикурил и
выпустил первый клуб синего дыма.
- Н-да... - неопределенно проговорил он. В темном стекле отражалась его
вытянутая, тщательно выбритая физиономия, а за окном не было видно ничего,
кроме кружащихся хлопьев снега. Поднимался ветер, и струи его вдруг так
сильно ударили в окно, что дрогнули стекла. Вздрогнул и Степан Михайлович.
Но тут же пожал плечами и снова затянулся сигаретой. Окна его кабинета
выходили на пустынный редакционный двор, где уже не было ни одной машины.
Сам Степан Михайлович индивидуального средства передвижения не имел, так как
жил буквально в двух шагах от редакции, а кроме работы, никуда больше ездить
ему не требовалось. Следы от машин и тропинку от подворотни к проходной
замело, а кто-то, должно быть, та самая Ниночка, уходя последней, погасила
фонарь над крыльцом, отчего редакционный двор потерял всякие очертания и
казался бескрайним заснеженным пространством. Была середина декабря.
"Полярный круг сжимался жестокими тисками. Этот бесстрашный человек
один оставался против бешеной стихии и сумасшедшего холода. И угли давно
погасшей страсти еще пылали в его глазах..." - привычно вспыхнула на
мгновение в голове Турусова мысль - и тут же угасла, задавленная грузом