"Иван Трифонович Твардовский. Родина и чужбина " - читать интересную книгу автора

встретиться с родными сестрами нашей матери - Анной и Еленой. Обе они были
уже на восьмом десятке, но хорошо помнили вот такую историю.
- В году девятьсот четвертом или девятьсот пятом, - рассказывала Анна
Митрофановна, - близ поместья Плескачи, в деревне Белкино, появился молодой
кузнец, который снял в аренду кузнечный горн у хозяина-поляка. Ну, слухи
такие прошли, что, мол, кузнец в мастерстве горазд, холост, опрятен и
недурен собой. Поляк же, хозяин кузницы, был вхож в нашу семью
Плескачевских. И он хорошо знал, что есть у нас девушки-невесты. Так вот,
помню, однажды смотрим: кузнец, тот самый, вместе со своим поляком-хозяином
пожаловали. Он-то, поляк, и отрекомендовал: "Прошу, дескать, уважать и
жаловать - пан Твардовский Трифон Гордеевич!" Да так получилось, что
невесты-то тут и были, трое, как одна. Тогда-то Трифон Гордеевич и высмотрел
одну из сестер.
Маня Плескачевская, как назло, была не "на очереди" - ей исполнилось
лишь шестнадцать лет. Но Трифон Гордеевич решил ждать сколько потребуется.
В 1906 году он женился на этой девушке, которая и стала нашей матерью.
Трифон Гордеевич не был богатым женихом и потому представлял малый интерес
для Плескачевских, захудалых, крестьянствующих, но все же дворян. Не получил
он и значительного приданого за невестой. Семейную жизнь пришлось начинать,
как говорят, "с мозоля".
По признанию матери, все же выходила она замуж за Трифона Гордеевича по
собственному согласию - Трифон Гордеевич произвел на нее самое хорошее
впечатление, понравился ей. О том же, как могла сложиться ее семейная жизнь,
по молодости и неопытности своей она представляла весьма туманно. Не знала,
не могла угадать, что под внешней пристойностью поведения Трифона Гордеевича
скрывается неровный и сложный характер - предстояло изведать и огорчения, и
даже разочарования. Известную роль в этом, видимо, играло и то, что детство
и юность ее прошли в семье, где экономические трудности были неведомы, и
потому, отчасти, отношения между молодыми супругами начали мрачнеть чуть ли
не с первого года их совместной жизни.
Отчаявшись встретить сердечное отношение к себе со стороны тестя,
Трифон Гордеевич, не скупясь, высмеивал его за казавшуюся ограниченность,
безволие, чрезмерную зависимость и подчиненность теще. Заочно называл тестя
не иначе как "Митрофанушке" и никогда, как это должно было бы быть, -
Митрофаном Яковлевичем. Если, например, наша мать возвращалась с побывки в
своей родной семье, то отец спрашивал примерно так: "Ну, как там твой
Митрофанушке?" Мать не могла не чувствовать обиды от этих слов в адрес ее
отца, что являлось причиной очередной размолвки. В 1908 году, там же в
Белкине, родился первенец - сын Константин, а в 1910-м, как раз в том году,
когда отец купил в рассрочку участок пустовавшей земли, вошедшей
впоследствии в деревню Загорье, родился Александр.
Елена Митрофановна, самая младшая сестра нашей матери, рассказывала мне
о первом годе жизни на участке в Загорье, который был крайне одичавшим,
заросшим всевозможным кустарником и усеян пнями - никаких признаков хотя бы
былого земледельческого труда. Отец работал там наездами, когда не было даже
времянки для жилья, и ей, тогда восьми-девятилетней девочке, присматривавшей
за двумя ребятишками, приходилось расстилать одеяльце под телегой - на
цыганский манер. Мальчик Костя уже ходил, а Шура был грудным младенцем.
Несколько лет, до постройки нового дома, жильем нашей семье служила
старая избушка, купленная где-то на стороне. Дедушку Гордея и бабушку Зину