"Сергей Тютюнник. Кармен и Бенкендорф (Повесть) ("Дружба народов" № 10 2002)" - читать интересную книгу автора

Пока идет спор, я слежу за высокой брюнеткой в черных брюках и желтом
свитере. Из всех журналистов, присутствовавших на брифинге, осталась
только она.
Остальные ушли. Девушка долго смотрит в нашу сторону. Я приметил ее еще
в зале.
Она была без диктофона и не задавала вопросов. Хотя слушала внимательно
все, о чем говорили. Мне кажется, она хочет подойти и что-то спросить, но
ждет окончания нашего разговора.
- ...Ой, брось ты ёрничать! - сдержанно говорит дед и опять начинает
раскачиваться на носках. - Давить всех нужно железной имперской рукой.
- По-сталински, - ухмыляется телевизионщик.
- Ты знаешь, что я сейчас читаю? - делает неожиданный поворот Соломин и
строго смотрит на Глеба. Сейчас дед очень напоминает сердитого филина.
- "Краткий курс истории ВКП(б)", - прыскает в кулак журналист.
- Дурак ты пузатый, - дед улыбается, поблескивая оправой очков. - А
читаю я Булгарина. Того самого, которого в нашей советской литературе
ругали в угоду Белинскому.
- Ничего удивительного. Вы в Главлите рулили. Надо ж было иметь идейную
основу для цензуры. Только бумажками из ЦК морально не укрепишься.
- Так вот знай, что Булгарин противился "вольнодумству", потому что
прекрасно понял, до чего оно доводит.
- До чего? - настораживается Глеб.
- До того ужаса, который случился в семнадцатом году!
- Так вы же завоевания этого ужаса защищали всю свою сознательную
жизнь! - кипятится журналист.
Тут я закуриваю от волнения. Подняв голову, обнаруживаю, что девушка в
желтом свитере исчезла.
- Глеб, голубчик, - вздыхает Соломин. - Любой порядок, даже самый
жесткий, лучше хаоса. Я защищал страну от повторения этого ужаса. К
сожалению, не получилось. История повторяется.
- Ладно, - не выдерживает Глеб. - Спор этот вечен и бесконечен...
- Не суетись! - спокойно тормозит его дед. - Дослушай... Так вот, чтобы
этот хаос не усугублять, я "добро" на ваш фильм не дам. Делай свой
"Салам!", раз уж ты подписался на деньги. Но имей в виду: буду принимать
все меры, чтобы на центральных каналах он не прошел! - Соломин
раскачивается на носках и хмурит седые брови.
- Виктор Алексеевич! - прикладывает левую руку к груди журналист. - Я
вас прошу: не делайте резких заявлений. А вдруг вам кино понравится? - и
заискивающая улыбка возникает на рекламном лице Глеба.
- Как оно может понравиться, - вскидывает плечи дед, - если ты
собираешься его клеить на чечено-ингушские деньги?! Наверняка будет
тенденциозность. Зацепите там и депортацию, и русских с осетинами, и
дагестанцев... Я себе представляю!
- Ну, Виктор Алексеевич, - кривится Глеб, - только не торопитесь с
выводами.
Я все сделаю на приличном уровне... Все! Ничего больше не говорите!
Бегу. Меня оператор ждет, - и телевизионщик выбрасывает в урну почти
сгоревшего "Роберта Бернса".
У двери он оборачивается:
- Вечером постараюсь заскочить к вам в гостиницу. Может, по стопочке