"Гарри Тертлдав. Император Крисп (Видессийский цикл, Сага о Криспе 3)" - читать интересную книгу автора

свою первую ночь в столице он провел в общей спальне монастыря. Но слова
облаченного в золотую парчу Оксития, призывающего поделиться богатствами с
неимущими, поразили Фостия откровенным лицемерием. И, что еще хуже, сам
Окситий этого лицемерия словно не замечал.
Недавний стыд Фостия улетучился, сменившись гневом. Да как смеет патриарх
просить других отказываться от земных богатств, не говоря и слова о сокровищах,
накопленных храмами? Неужели он полагает, будто эти сокровища каким-то образом
утратили способность быть использованными по назначению - тому самому
назначению, о котором распинается патриарх, - лишь потому, что стали называться
святыми?
Судя по тону проповеди, так оно, вероятно, и было. Фостий попытался понять
ход мыслей патриарха, но безуспешно. Молодой
Автократор вновь взглянул на знаменитый лик Фоса. Да как может владыка
благой и премудрый терпеть призывы к бедности, исходящие из уст человека,
владеющего, несомненно, не одним, а несколькими наборами регалий, стоимости
любой из которых хватит, чтобы годами кормить семью бедняков?
Фостий решил, что благой бог наверняка занесет слова Оксития в свою книгу
судеб.
Патриарх все еще проповедовал, и то, что он не замечал противоречий в
своих словах, потрясло Фостия гораздо больше, чем сами слова. Ему не очень-то
нравились уроки логики, которые
Крисп заставил его посещать, но кое-что него в голове отложилось. Неужели,
подумалось ему, вслед за патриархом к алтарю выйдет размалеванная шлюха и
начнет восхвалять достоинства девственности? Вряд ли это станет меньшей
глупостью, чем то, что он сейчас слушает.
- Будь благословен, Фос, владыка благой и премудрый, милостью твоей
заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение
жизни нам во благодать, - провозгласил в последний раз Окситий. Даже без своих
роскошных облачений патриарх был высок, худощав и благообразен, седую бороду и
шелковистые брови он наверняка расчесывал, а облачившись для проповеди, он и
вовсе стал ходячим символом святости. Но его слова колоколом гремели в сердце
Фостия.
Когда литургия закончилась, большинство прихожан вышли из храма, но
некоторые подошли к патриарху поблагодарить за проповедь. Изумленный Фостий
покачал головой. Неужели они глухи и слепы? Ничего, настанет время - Фос во
всем разберется.
Спускаясь по ступенькам храма, Фостий повернулся к одному из своих
телохранителей и спросил:
- Скажи мне, Ноккви, халогаи тоже строят своим богам такие богатые дома?
Ноккви широко распахнул льдисто-голубые глаза, откинул голову и громко
расхохотался. Плечи его так затряслись, что заплетенные в косы длинные светлые
волосы запрыгали по спине. Немного успокоившись, халогай ответил:
- Твое младшее величество, у нас на родине даже людям не всегда хватает на
жизнь, так что мы не можем держать наших богов в такой роскоши, как вы своего
Фоса. К тому же наши боги предпочитают кровь, а не золото, а уж кровью мы поим
их щедро.
Фостий хорошо знал, как жадны до крови боги северян. Святой Квельдальф -
халогай, решивший поклоняться Фосу - считался в Видессе великомучеником, потому
что его убили соплеменники, когда он попытался обратить их в веру благого и
мудрого владыки. Воистину, халогаи представляли бы для империи гораздо большую