"Иван Сергеевич Тургенев. Затишье" - читать интересную книгу автора

миролюбивого и тихого, весь свой век прожил холостяком, в карты не играл, но
любил сидеть возле играющих и глядеть им по очереди в лица. Без общества он
жить не мог и уединения не переносил; он тогда впадал в уныние; впрочем, это
с ним случалось очень редко. За ним водилась еще одна особенность: встав
рано поутру с постели, он вполголоса напевал старинный романс:
В деревне некогда барон Жил с деревенской простотою...
Вследствие этой особенности Ивана Ильича его прозывали также щуром;
известно, что щур в клетке поет только раз в течение дня, рано поутру. Таков
был Иван Ильич Бодряков.
Разговор между Ипатовым и Владимиром Сергеичем продолжался довольно
долго, но уже не в прежнем, так сказать, умозрительном направлении. Старичок
расспрашивал Владимира Сергеича об его имении, о состоянии его лесных и
других дач, об усовершенствованиях, которые он уже ввел или только
намеревался ввести в своем хозяйстве; сообщил ему несколько своих
собственных наблюдений, посоветовал, между прочим, для истребления луговых
кочек обсыпать их кругом овсом, что будто бы побуждает свиней срывать их
своими носами, и т. п. Наконец, однако, заметив, что у Владимира Сергеича
слипались глаза и в самых словах проявлялась некоторая медлительность и
бессвязность, старичок встал и, любезно поклонившись, объявил, что он не
намерен более стеснять своим присутствием, но что надеется иметь
удовольствие видеть у себя дорогого гостя не позже завтрашнего дня к обеду.
- А в мою деревню,- прибавил он,- не говорю уже малое дитя, первая
встречная, смею сказать, курица или баба вам дорогу укажет, стоит только
спросить Ипатовку. Лошади сами добегут.
Владимир Сергеич отвечал с небольшой, впрочем свойственной ему
запинкой, что постарается... что если ничего не воспрепятствует...
- Нет уж, мы вас будем ждать наверное,- перебил его ласково старичок,
крепко пожал ему руку и проворно вышел, воскликнув у двери в полуоборот,-
без церемонии!
Складная Душа Бодряков поклонился молча и исчез вслед за своим
товарищем, предварительно споткнувшись на пороге.
Проводив нежданных гостей, Владимир Сергеич тотчас разделся, лег в
постель и заснул.
Владимир Сергеич Астахов принадлежал к числу людей, которые, осторожно
попытавши свои силы на двух-трех различных поприщах, сами говорят о себе,
что решились наконец взглянуть на жизнь с практической точки зрения и
посвящают досуг умножению своих доходов. Он был не глуп, довольно скуп и
очень рассудителен, любил чтение, общество, музыку, но все в меру... и
держал себя очень прилично. Ему было всего двадцать семь лет. Подобных ему
молодых людей развелось в последнее время много. Он был среднего роста,
хорошо сложен, черты лица имел приятные, но мелкие: выражение их почти
никогда не менялось, глаза его глядели всегда одним и тем же сухим и светлым
взором; лишь изредка смягчался он легким оттенком не то грусти, не то скуки;
учтивая улыбка почти не покидала его губ. Волосы у него были прекрасные,
белокурые, шелковистые и в длинных завитках. За Владимиром Сергеичем
считалось около шестисот душ хорошего имения, и он думал о браке, браке по
наклонности, но в то же время выгодном. Особенно хотелось ему сыскать жену
со связями. Он находил, что у него недостаточно было связей. Словом, он
заслуживал вошедшее недавно в моду название джентльмена.
Вставши на другое утро, по обыкновению очень рано, джентльмен наш