"Иван Сергеевич Тургенев. Часы" - читать интересную книгу автора

товарищем, за парой чая - и, как это часто случается с людьми в запертом
покое, говорил громко, не подозревая, что каждый прохожий на улице слышит
каждое слово,-что выдумали? Зарыли их в землю!
- Врешь! - проворчал другой голос.
- Я тебе говорю. Такие у нас барчуки необнаковенные! Особенно Давыдка
этот... как есть иезоп. На самой на зорьке встал я, да и подхожу этак к
окну... Гляжу: что за притча?.. Идут наши два голубчика по саду, несут эти
самые часы, под яблонкой яму вырыли-да туда их словно младенца какого! И
землю потом заровняли, ей-богу, такие беспутные!
- Ах, шут их возьми! - промолвил Васильев собеседник.- С жиру, значит.
Ну и что ж? Ты часы отрыл?
- Понятное дело, отрыл. Они и теперь у меня. Только показывать их пока
не приходится. Больно много из-за них шума было. Давыдка-то их у старухи у
нашей в ту самую ночь из-под хребта вытащил.
- О-о!
- Я тебе говорю. Беспардонный совсем. Так и нельзя их показывать. Да
вот офицеры понаедут: продам кому, а не то в карты разыграю.
Я не стал больше слушать, стремглав бросился домой и прямо к Давыду.
- Брат!-начал я,-брат! прости меня! Я был виноват перед тобою! Я
подозревал тебя! Я обвинял тебя! Ты видишь, как я взволнован! Прости меня!'
- Что с тобой? - спросил Давыд.- Объяснись!
- Я подозревал тебя, что ты наши часы из-под яблони вырыл!
- Опять эти часы! Да разве их там нет?
- Нет их там; я думал, что ты их взял, чтобы помочь твоим знакомым. И
это все Василий!.
Я передал Давьвду все, что услышал под окном заведения. Но как описать
мое изумление! Я, конечно, полагал, что Давыд вознегодует; но я уж никак не
мог ожидать того, что произошло с ним! Едва я кончил мой рассказ, он пришел
в ярость несказанную! Давыд, который не иначе как с презрением относился ко
всей этой, по его словам, "пошлой" проделке с часами, тот самый Давыд,
который не раз уверял, что они выеденного яйца не стоят,- тут вдруг вскочил
с места, весь вспыхнул, стиснул зубы, сжал кулаки. "Этого так оставить
нельзя!-промолвил он наконец.-Как он смеет себе чужую вещь присвоивать? Я
ему покажу, постой! Я ворам потачки не даю!" Признаюсь, я до сих пор не
понимаю, что могло так взбесить Давыда: был ли он уже без того раздражен и
поступок Василья подлил только масла в огонь; оскорбили ли его мои
подозрения-не могу сказать; но я никогда не видывал его в таком волнении.
Разинув рот, стоял я перед ним и только дивился, как это он так тяжело и
сильно дышал.
- Что же ты намерен сделать?-спросил я наконец.
- А вот увидишь - после обеда, когда отец уляжется. Я этого
пересмешника найду! Я с ним потолкую!
"Ну,- подумал я,- не хотел бы я быть на месте этого "пересмешника". Что
из этого выйдет, господи боже мой!"
XYII
А вышло вот что.
Как только после обеда водворилась та сонная, душная тишина, которая до
сих пор, как жаркий пуховик, ложится на русский дом и русский люд в середине
дня, после вкушенных яств, Давыд (я с замиравшим сердцем шел за его пятами)
-Давыд отправился в людскую и вызвал оттуда Василья. Тот сперва не хотел