"Иван Сергеевич Тургенев. Бретер" - читать интересную книгу автора

- Милостивый государь,- отвечал ему Федор Федорович,-я нахожу вашу
шутку глупою и неприличною-слышите ли? глупою и неприличною.
- Когда мы деремся? - спокойно возразил Лучков.
- Когда вы хотите..., хоть завтра.
На другое утро они дрались. Лучков легко ранил Кистера и, к крайнему
удивлению секундантов, подошел к раненому, взял его за руку и попросил у
него извиненья. Кистер просидел дома две недели; Авдей Иванович несколько
раз заходил навестить больного, а по выздоровлении Федора Федоровича
подружился с ним. Понравилась ли ему решительность молодого офицера,
пробудилось ли в его душе чувство, похожее на раскаянье,- решить мудрено...
но со времени поединка с Кистером Авдей Иванович почти не расставался с ним
и называл его сперва Федором, потом и Федей. В его присутствии он делался
иным человеком, и - странное дело! - не в свою выгоду. Ему не шло быть
кротким и мягким. Сочувствия он все-таки возбуждать ни в ком не мог: уж
такова была его судьба! Он принадлежал к числу людей, которым как будто дано
право власти над другими; но природа отказала ему в дарованиях - необходимом
оправдании подобного права. Не получив образования, не отличаясь
умом, он не должен бы был разоблачаться; может быть, ожесточение в нем
происходило именно от сознания недостатков своего воспитания, от желанья
скрыть себя всего под одну неизменную личину. Авдей Иванович сперва
заставлял себя презирать людей; потом заметил, что их пугнуть нетрудно, и
действительно стал их презирать. Лучкову было весело прекращать одним
появлением своим всякий не совсем пошлый разговор. "Я ничего не знаю и
ничему не учился, да и способностей у меня нет,-думал он про себя,-так и вы
ничего не знайте и не выказывайте своих способностей при мне..." Кистер,
быть может, потому заставил Лучкова выйти наконец из своей роли, что до
знакомства с ним бретер не встретил ни одного человека действительно
"идеального", то есть бескорыстно и добродушно занятого мечтами, а потому
снисходительного и не самолюбивого.
Бывало, Авдей Иванович придет поутру к Кистеру, закурит трубку и
тихонько присядет на кресла. Лучков при Ки-стере не стыдился своего
невежества; он надеялся - и недаром - на его немецкую скромность.
- Ну, что? - начинал он.- Что вчера поделывал? Читал небось, а?
- Да, читал...
- А что ж такое читал? Расскажи-ка, братец, расскажи' ка.- Авдей
Иванович до конца придерживался насмешливого тона.
- Читал, брат, "Идиллию" Клейста. Ах, как хорошо! Позволь, я переведу
тебе несколько строк.-И Кистер с жаром переводил, а Лучков, наморщив лоб и
стиснув губы, слушал внимательно...
- Да, да,- твердил он поспешно, с неприятной улыбкой,- хорошо... очень
хорошо... Я, помнится, это читал... хорошо...
- Скажи мне, пожалуйста,- прибавлял он протяжно и как будто нехотя,-
какого ты мнения о Людовике Четырнадцатом?
И Кистер пускался толковать о Людовике XIV. А Лучков слушал, многого не
понимал вовсе, иное понимал криво... и наконец решался сделать замечание...
Его бросало в пот; "Ну, если я совру?" - думал он. И действительно, врал он
часто, но Кистер никогда резко не возражал ему: добрый юноша душевно
радовался тому, что вот, дескать, в человеке пробуждается охота к
просвещению. Увы! Авдей Иванович расспрашивал Кистера не из охоты к
просвещению, а так, бог знает отчего. Может быть, он желал сам