"Еран Тунстрем. Сияние (Роман) " - читать интересную книгу автора

я еще ничего не знаю, потому что до сих пор страшусь знания, ведь оно
смыкается вокруг, меж тем как прочитанная до конца книга оставляет тебя в
одиночестве.
Я заглянул к старику Ислейвюру сказать, что дым из трубы там внизу -
мой. Что я приехал на недельку-другую собраться с мыслями после смерти отца,
кое-что написать.
- Н-да, Халлдоур... Я слыхал по радио, не пришлось ему дожить до
старости.
Ислейвюр обтер две свои чашки (других у него не было) и предложил мне
крепкого, настоянного на травах чаю.
- А сам, значит, поедешь...
- В Париж. Но послом человек бывает не всю жизнь.
Я сидел у окна, где стариковские запахи докучали меньше, и смотрел на
Ислейвюрову землю, он жил здесь один; всю близкую родню, как он выражался,
прибрал Господь.
- А тот футбольный мяч? Ты его так и не вызволил?
Он хихикнул, а я покачал головой, глядя, как свет растекается все
дальше вниз по склону Фредлы, теперь и южная стена моего дома оказалась на
солнце. Не кто иной, как Ислейвюр, о котором говорили, что он на бегу мог
поймать лисицу, научил меня всему, что я знаю о вересковых пустошах. О
растениях. О подземных обитателях. О том, как черпать силу от своих истоков.
О воронах. Это он однажды летом, когда мы с отцом гостили у него, взял меня
за руку и повел к огромному птичьему базару на неприступной скале. Когда я
спустя годы объявил, что хочу забраться на скалу и посмотреть на птиц
поближе, его вдруг обуял необъяснимый и никогда прежде не виданный гнев:
- Никогда, мальчик мой. Никогда не тревожь их, ведь они как... как... -
Он так и не закончил эту фразу.
Когда я начал спускаться вниз, день уже вступил в свои права: очертания
предметов стали мягче, легкая дымка затянула автобусную остановку, гавань и
пирс, но я приметил, что пастор Магнус Магнуссон, наш божественный форпост,
как всегда, был там, вкушал субботние сласти..
Я вошел в дом, к белой бумаге, вере и сомнению, к мирозданью и хаосу, к
попытке выстроить ту жизнь, что была когда-то и снова возникнет в
реконструкции, жизнь если не его, то, по крайней мере, некая, а если не
жизнь, то, может быть, повесть, более или менее приятный и занимательный
рассказ о смешных нелепостях, которые все вместе зовутся любовью.

II

Отец мне еще и мать.
Он кормит меня вареньем из шикши и скиром*. Силком поит меня
самодельным рыбьим жиром из акульей печенки, утирает нос и дома на кухне
раскидывает надо мною свои широкие крылья - на кухне, где родилось такое
множество хлебов, подошло такое множество пирогов. Стоит лишь зажмурить
глаза - множество хлебов, множество пирогов, целый лес музыкальных
инструментов, которые по-прежнему звучат, хотя живые так давно оставили их в
углу возле печки. Моцарт, Шуберт. Нисходящие квинты Гайдна.

* Скир - молочный продукт вроде крема, напоминает ацидофилин.