"Еран Тунстрем. Сияние (Роман) " - читать интересную книгу авторая еще ничего не знаю, потому что до сих пор страшусь знания, ведь оно
смыкается вокруг, меж тем как прочитанная до конца книга оставляет тебя в одиночестве. Я заглянул к старику Ислейвюру сказать, что дым из трубы там внизу - мой. Что я приехал на недельку-другую собраться с мыслями после смерти отца, кое-что написать. - Н-да, Халлдоур... Я слыхал по радио, не пришлось ему дожить до старости. Ислейвюр обтер две свои чашки (других у него не было) и предложил мне крепкого, настоянного на травах чаю. - А сам, значит, поедешь... - В Париж. Но послом человек бывает не всю жизнь. Я сидел у окна, где стариковские запахи докучали меньше, и смотрел на Ислейвюрову землю, он жил здесь один; всю близкую родню, как он выражался, прибрал Господь. - А тот футбольный мяч? Ты его так и не вызволил? Он хихикнул, а я покачал головой, глядя, как свет растекается все дальше вниз по склону Фредлы, теперь и южная стена моего дома оказалась на солнце. Не кто иной, как Ислейвюр, о котором говорили, что он на бегу мог поймать лисицу, научил меня всему, что я знаю о вересковых пустошах. О растениях. О подземных обитателях. О том, как черпать силу от своих истоков. О воронах. Это он однажды летом, когда мы с отцом гостили у него, взял меня за руку и повел к огромному птичьему базару на неприступной скале. Когда я спустя годы объявил, что хочу забраться на скалу и посмотреть на птиц поближе, его вдруг обуял необъяснимый и никогда прежде не виданный гнев: Он так и не закончил эту фразу. Когда я начал спускаться вниз, день уже вступил в свои права: очертания предметов стали мягче, легкая дымка затянула автобусную остановку, гавань и пирс, но я приметил, что пастор Магнус Магнуссон, наш божественный форпост, как всегда, был там, вкушал субботние сласти.. Я вошел в дом, к белой бумаге, вере и сомнению, к мирозданью и хаосу, к попытке выстроить ту жизнь, что была когда-то и снова возникнет в реконструкции, жизнь если не его, то, по крайней мере, некая, а если не жизнь, то, может быть, повесть, более или менее приятный и занимательный рассказ о смешных нелепостях, которые все вместе зовутся любовью. II Отец мне еще и мать. Он кормит меня вареньем из шикши и скиром*. Силком поит меня самодельным рыбьим жиром из акульей печенки, утирает нос и дома на кухне раскидывает надо мною свои широкие крылья - на кухне, где родилось такое множество хлебов, подошло такое множество пирогов. Стоит лишь зажмурить глаза - множество хлебов, множество пирогов, целый лес музыкальных инструментов, которые по-прежнему звучат, хотя живые так давно оставили их в углу возле печки. Моцарт, Шуберт. Нисходящие квинты Гайдна. * Скир - молочный продукт вроде крема, напоминает ацидофилин. |
|
|