"Борис Евгеньевич Тумасов. Да будет воля твоя (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

Скопина и Романова. С другими воеводами они встали на речке Незнань, что
между Подольском и Звенигородом. Но он, Матвей Веревкин, боя не примет, а
обойдет полки стороной, на правом крыле.
Тревожно на душе у князя Михаилы Скопина-Шуйского. Отчего бы? Сил у
него поболе, чем у самозванца, - эвон сколько воевод с ним - и место
выбрал удачное, где надо полки поставил. Распорядился встретить
Лжедимитрия огневым нарядом, потом в дело вступят воеводы Трубецкой,
Троекуров и Катырев, а закончит все боярин Романов. Конных шляхтичей
остудит дворянское ополчение Прокопия Ляпунова.
Накануне Скопин выслал разъезды и теперь ждал их возвращения. Уже и
ночь на исходе, а князь Михайло все не ложится. Неожиданно ворвался
Прокопий Ляпунов.
- Беда, князь-воевода, самозванец нас обошел и Звенигород взял!
Скопин-Шуйский подхватился:
- Чуяло сердце, но как дозоры не упредили? Ужели измена? Как мыслишь,
Прокопий?
- Одна беда еще не беда, князь Михайло. Слух верный есть: воеводы
Катырев с Трубецким и Троекуров к самозванцу намерены податься.
- Откуда прознал?
- Холоп катыревский донес.
- Не облыжно ли? Может, навет?
- По всему видать, истину сказывал. В шатре у князя Ивана на трапезу
собирались, а за столом рядились.
Скопин-Шуйский прошелся взад-вперед, остановился:
- Кому о том поведал?
- Никому.
- И боярину Романову?
- Нет, князь-воевода. Покуда тебя не упредил, никому ни слова. Тем
паче боярин Иван Никитич, сам ведаешь, Ивану Федоровичу Троекурову шурин,
а Иван Михайлович Катырев - зять владыки Филарета.
- То так, - нахмурился Скопин. - Вот что я помыслил, Прокопий. Пока
та измена еще не свершилась, надобно спешно полки в Москву отводить. Вели
воинство поднимать.


Рядом с опочивальней - мыленка, баня царская. В сенях вдоль стен
лавки, стол, крытый красным сукном, на нем сложенная простыня, рушник.
Государь с помощью боярина разоблачился, положил на стол одежду, вступил в
мыленку. Перед иконой и поклонным крестом остановился, потоптался на
разбросанном по полу, мелко нарубленном можжевельнике, взобрался на полок.
Изразцовая печь дышала жаром. От нее и красных слюдяных оконцев все в
мыленке казалось огненным.
Боярин Онисим из большого липового чана начерпал горячей воды в
липовую бадейку-извар, подставил берестяной туес с квасом и медный таз со
щелоком, принялся омывать царское тело. От душистых трав и сушеных цветов,
разложенных на полках и лавках, пахло духмяно.
Василий разомлел, приятная истома разлилась по всем жилам. Сказал,
едва переводя дух:
- Уморил, Онисим, на седни довольно, ополосни.
Из мыленки вышел распаренный, лицо порозовело. С часа на час ждал