"Вадим Туманов. Все потерять - и вновь начать с мечты " - читать интересную книгу автора

много хорошего.
Я поблагодарил, зашел в свою каюту за чемоданом и сбежал по трапу.
...На улице Ленинской в киоске продавали мороженое на палочке,
бутерброды с тонким ломтиком колбасы и водку в розлив. Почему сегодня такой
жаркий день? Мне захотелось напиться, и ничто не могло этому помешать.
Очередь была большая, много детей, но покупателей водки с почтением
пропускали вперед, не заставляя томиться. Я взял два полных граненых
стакана, осушил их, зажевал бутербродом, а когда потянулся за третьим,
очередь, мне показалось, отшатнулась и я оказался с продавщицей один на
один.
Может, хватит, морячок?
Н-н-наливай!

Выпив третий стакан, я направился к центральным воротам порта. Что со
мной было дальше, не помню.
Проснулся на следующий день на пароходе "Зырянин" в каюте знакомого
штурмана. Ребята сказали, что меня разыскивал капитан Степанов с "Емельяна
Пугачева". Сейчас он в отделе командных кадров, и мне надо к нему поспешить.
В пароходстве я действительно нашел Степанова.
Я когда-то был, как уже сказано, четвертым помощником, очень старался
поведением походить на него. В самые сложные моменты он оставался абсолютно
невозмутимым, а внутреннее волнение выдавал только сильный одесский акцент:
"Вивернемся ми или не вивернемся?" Как-то в проливе Цусима мы получили
радиограмму, что терпит бедствие судно "Лев Толстой". Вышла из строя машина,
судно несло на берег, надо было срочно взять его на буксир. Подать буксирный
трос из-за сильного ветра не удавалось, и капитан решил подойти к терпящему
бедствие судну как можно ближе, чтобы выброской подать трос. Но маневр не
удался: судно несло на нас... Громадный "Лев Толстой" форштевнем ударил нам
в правую скулу. Удар был настолько силен, что от планшира до ватерлинии
образовалась трещина шириной до четырех метров. Судно "Емельян Пугачев" было
загружено десятью тысячами тонн угля. Как четвертый помощник, я находился на
мостике рядом с капитаном. Когда раздался удар и скрежет металла, я увидел
спокойные глаза капитана и услышал: "На этот раз ми, кажется, не
вивернулись..." И моментально последовали четкие команды: "Дифферент на
корму! Крен на левый борт!" Я слушал команды, и мне была видна работа двух
экипажей - наши заводили пластырь и крепили буксиры ко "Льву Толстому".
Мне это потом вспоминалось в 90-х годах XX века, когда, разваливаясь,
тонула Россия и не слышно было четких команд: на мостике оказался капитан,
который в этот момент размышлял только о том, какой флаг поднять.
И вот мы со Степановым стоим на ступенях пароходства.
- Вадим, разговор должен остаться между нами, понимаешь? МГБ запросило
характеристику на тебя. Я написал, хорошо написал. Но мне показалось,
там остались
недовольны. Интересовался твоим делом Красавин.
Красавин... Кажется, знакомое имя. Где мы встречались? Почему-то мне
сразу представилась под прищуренным глазом родинка, но я не мог вспомнить
лицо.
Стою на ступенях отдела командных кадров пароходства, еще не
догадываясь, что в эти часы переступаю порог совершенно другой жизни. Земля
под моими ногами раскалывается надвое, обваливается, плывет в грохоте и в