"Вадим Туманов. Все потерять - и вновь начать с мечты " - читать интересную книгу автора

мостик, рулевая рубка, другие служебные и жилые помещения и откуда хорошо
просматривается главная палуба. Там как раз больше всего автоматчиков.
Бросается в глаза неимоверное их количество. Никто не помнит, чтобы при
погрузке и во время плавания было столько охранников и собак. Причина была
не в особенностях этапа (тут были вместе уголовники и политические) и даже
не в превышении обычной численности перевозимых. Повышенные меры
безопасности вызывались присутствием на борту генерала Деревянко, начальника
Управления Северо-Восточных исправительных трудовых лагерей (УСВИТЛа),
человека, довольно близкого к высшей власти. Осенью 1945 года в качестве
командующего Дальневосточной армией он вместе с генералом Макартуром на
линкоре "Миссури" участвовал в подписании акта о капитуляции Японии. Не
знаю, находился ли он в числе тех, кто с высоты капитанского мостика
наблюдал за погрузкой заключенных, но капитан "Феликса Дзержинского"
Караянов, я уверен, нервничал.
Незадолго до этого, в 1947 году, на рейде Магадана взорвался пароход
"Генерал Ватутин". Судно типа "Либерти", груженное десятью
тысячами тонн аммонита, уже вошло в Нагайскую бухту, когда загорелся
второй или третий трюм. Люди прыгали на лед, пытаясь спастись. Капитан
развернул пароход и направил в море, но выйти из бухты не успел. Ничего не
осталось ни от корабля, ни от команды. Можно представить силу взрыва, если
якорь "Генерала Ватутина" весом 3 750 кг нашли потом на берегу. Пароход
"Выборг", стоявший поблизости на рейде, был загружен детонаторами. Они,
конечно же, сработали, и от судна тоже остались одни круги на воде.
Когда это случилось, я был во Владивостоке и хорошо помню, как в
помещении пароходства вели под руки рыдающую вдову капитана "Выборга"
Плотникова, она была вся в черном и смотрела вокруг обезумевшими глазами.
Об этом не было публикаций, даже говорить о случившемся запрещалось.
Мне о происшедшем подробно рассказывал Герман Александрович Ухов, начальник
Магаданского порта, которого тоже посадили в 1948 году. Мы с ним несколько
раз встречались во владивостокской тюрьме. После освобождения он будет
работать в навигационном отделе Дальневосточного пароходства.
И хотя на "Феликсе Дзержинском" не имелось взрывчатки, капитану
Караянову было отчего нервно ходить по мостику, подняв на холодном ветру
капюшон. Живой груз в трюмах, он это понимал, мог в любое мгновение
вспыхнуть, и неизвестно, какие последствия страшнее. Судя по тому, что
вскоре произошло, я думаю, капитан осознавал близость опасности.
Нашу колонну больше чем в тысячу человек спустили в третий трюм. Здесь
были сколочены нары в три яруса. Если мы были грузом, то исключительно
сыпучим, вроде зерна или картошки, который свалили в трюм как попало,
надеясь, что утрясемся сами по себе. Трюм задраен трюмными лючинами. Но был
оставлен небольшой проход, ставший для нас целым миром. Мы видели сапоги
охранников, морды собак, слышали команды. В люк опускали для нас мешки с
хлебом и бидоны с пресной водой. Через него мы выбирались на палубу, чтобы в
сопровождении конвоя добрести до уборных - отвратительно пахнущих железных
коробок, приваренных к фальшборту.
Шел второй день плавания, когда на нарах нижнего яруса сгрудились
человек 30 - 40. Еще в шестой зоне Ванино мы, группа моряков, знавших друг
друга, как бы шутя поговаривали: хорошо бы в проливе Лаперуза свернуть
вправо... К японским островам.
Скоро весь третий трюм оказался в какой-то мере посвященным в наши