"Вадим Туманов. Все потерять - и вновь начать с мечты " - читать интересную книгу автора

когда-то уже видел. В камере нет окон, откуда-то сверху едва брезжит
искусственный свет, и нужно время, чтобы глаза смогли различать предметы.
Нары из массивных бревен, на деревянном столе - иссохший кусок кеты,
просоленной так обильно, что крупицы соли поблескивают, как стекло.

Потом во многих камерах я видел такой же крепко посоленный кусок
красной рыбы, обычно кеты, явно оставленный с умыслом: еще больше ломать
заключенных, заставляя постоянно испытывать жажду.
Не знаю, сколько прошло времени, когда я ощутил наступление вечера.
Сквозь бетонные блоки подвала в камеру пробиваются гудки пароходов, скрежет
двигающихся по рельсам портальных кранов, стуки полувагонов, скрип судовых
лебедок и грохот якорных цепей, уходящих из бортовых клюзов под воду. А над
всеми этими звуками, где-то совсем близко, перекрывая их, с какой-то, как
мне представилось, ярко освещенной палубы репродукторами разносится по всей
акватории порта голос Лидии Руслановой: "Валенки, да валенки-и-и, эх да не
подшиты, стареньки-и-и..." Лежу на нарах, глядя в низкий потолок,
прислушиваясь к звукам ночного порта, еще не зная, что громыханье металла и
голос певицы будут всю оставшуюся жизнь вызывать в памяти эти первые часы
неволи и причинять долгую, ноющую боль.
Ночь. Грохот. Песни...
Я долго не могу уснуть. Часа в два ночи слышу, как скрипнул засов
железной двери, в камеру вводят еще одного человека, по виду старше меня,
тоже моряка. Его лицо мне кажется знакомым. Ну конечно! Я видел его
фотографии на страницах владивостокских газет и на Доске почета в
пароходстве. Я узнал его: знаменитый ледовый капитан Юрий Константинович
Хлебников, один из энтузиастов освоения Северного морского пути. Его имя
известно было курсантам всех мореходок. Он был капитаном ледокольного
парохода "Сибиряков", впервые в истории арктического мореплавания прошедшего
от Архангельска до Берингова пролива за одну навигацию. С тех пор у полярных
моряков появился новый термин - "сквозное плавание", или "сквозной рейс".
Год спустя "Сибиряков" участвовал в первой Ленской транспортной морской
экспедиции. Караван, идя в густом тумане над разводьями, встретил в Карском
море у острова Скотт-Гансена тяжелые льды, и, когда пароход пошел на
разведку, были открыты пять островков, неизвестных лоцманским картам.
В другое время Хлебников был капитаном легендарного ледокола "Ермак".
Этот лидер советского ледокольного флота впервые сделал возможными
регулярные плавания торговых судов в зимних условиях Балтики, а в годы
Великой Отечественной войны участвовал в прорыве блокады Ленинграда. И в
послевоенные времена Хлебников водил корабли к малодоступным берегам
Заполярья, доставляя грузы и продовольствие зимовщикам арктических
метеостанций, жителям северных островов, аборигенам тундры.
Теперь на соседних нарах сидит страшно усталый человек лет под
пятьдесят. По возрасту Хлебников годится мне в отцы. С его кителя тоже
сорваны шевроны. Мы разговорились. Он сидит второй месяц. Обвинения почти те
же, что у меня, - шпионаж и что-то еще антисоветское. На мой вопрос: ну
ладно я, третий штурман, каких тысячи, но знаменитому капитану Хлебникову
разве трудно доказать свою невиновность? - он усмехается и отвечает
грубоватым анекдотом, теперь тривиальным, а тогда услышанным в первый раз из
его уст. Зайца спрашивают: "Чего ты, заяц, бежишь?" "Там верблюдов е...", -
отвечает. "Так ты же не верблюд!" - "Э, все равно вые... - а потом