"Ольга Туманова. Шутка" - читать интересную книгу автора

И девочки склонились над столом, и долго над сонным переулком летал
смех.


Глава вторая. Осень

Осень стояла теплая, спокойная и красивая.
Краешком мелькали в окне автобуса редкие московские скверики; и
листьями, зелеными, бордовыми, фиолетовыми и
фантастически-неправдободобными, осень аукала, намекала, что где-то там,
совсем недалеко, шумит лес и вкусно пахнет прозрачный воздух, и, едва
войдешь под сень веток, мысли воспарят светлые... И тут же за окном сплошным
забором вставали каменные стены домов, а вдоль них сплошной поток
автомобилей, окутанный жутким чадом.
Катя приехала домой поздно: в метро она все прощалась и все не могла
расстаться с однокурсником. Парень был необычен (в школьные годы таких
знакомых у Кати не было): с кудрями до плеч, с ехидным смешком на каждом
слове, с репликой в ответ на любую фразу и по любому поводу. Пустозвон,
выскочка, поверхностный пижон, так думала о нем Катя, впрочем, она и не
думала о нем, а так, как бы отметила боковым поверхностным зрением. Такие
парни Кате не нравились, она считала их легкомысленными, занятыми лишь
утехами и развлечениями - пустыми, а потому они не интересовали ее
нисколько, и она даже имени однокурсника не знала; и вдруг, случайно, думала
Катя, он оказался рядом с ней, когда она опускала монетку у турникета, и,
словно продолжая их прерванную на миг беседу, бросил какую-то пустую фразу о
последней лекции. Катя, делая вид, что не замечает его, уже хотела ступить в
сторону, но тут парень стал в своей обычной манере, со смешком и иронией,
цитировать стихи поэтов ушедших времен, и Катя остановилась, изумленная.
Все воскресные дни (класса с седьмого) Катя проводила на Моховой в
детском филиале Ленинки (теперь такая гордая, что получила билет в общий,
взрослый зал) и перечитала, казалось ей, всю классическую мировую поэзию, и
исписала стихами почти два десятка общих тетрадей, и - почти все! - читала и
читала, пока ни запоминала наизусть. От Данте и Овидия до Кобзева и Асадова.
Вся Антология Любви, и вершины поэзии, и образчики пошлости, мирно уживались
и в тетрадях Кати, и в ее голове, и Катя привыкла и почти как должное
принимала, что никто из ее знакомых не мог сравниться с ней в поэтических
познаниях.
Сначала Катя поразилась, что однокурсник читает ей наизусть ее любимые
строчки, и то удивление было неприятным, но не потому вовсе, что кто-то мог
знать то, что знает Катя, а потому что стихи парень читал в обычной своей
манере, как бы насмехаясь над ними. Когда Катя читала строчки
Цветаевой"...за то, что мне так часто слишком грустно и только двадцать
лет", ей казалось, что это они, вместе с Мариной, сказали так, потому что
(правда, грустно Кате бывало редко) ей было почти двадцать и чудилось, что
Марина шепнула те строки ей, только ей, тихонько, на ушко, как задушевной
подружке, никто не слышал, не знал.
Иногда Кате казалось, что она сама думает строками Цветаевой - не
всеми, конечно, она не все читала, что написала поэтесса, да и многое из
прочитанного проходило как бы мимо нее, было ей не очень понятно, а потому и
не очень интересно, но те строки, что оставались в Кате, были ее личными