"Владимир Тучков. И на погосте бывают гости ("Танцор")" - читать интересную книгу автора

Однако все же еще поиграл немного.
- Слушай меня внимательно, - сказал он, глядя сквозь прорези маски в ее
расширенные зрачки. - Ты меня понимаешь? Если понимаешь, то поморгай
глазами. - Она была уже полностью парализована.
Повторять пришлось трижды. Лишь тогда моргнула.
- Если я угадаю, как тебя зовут, то ничего не сделаю и отпущу. Поняла?
Сразу же заморгала.
- Если назову твое имя, то моргай. Элеонора?.. Агриппина?.. Козетта?..
Берта?.. Фёкла?.. Изольда?
И тут она начала моргать. Маньяку даже показалось, что радостно.
- Врешь, сука! - закричал он яростно и набросился на нее...
Метрах в пятидесяти показалась процессия. Унылая, под стать погоде.
Четверо парней несли простой черный гроб, украшенный по периметру
штампованными жестяными листиками. "Дубовыми". Сзади шла, судя по всему,
мать в черном платочке, сгорбленная пока еще не годами, а всего лишь горем.
Рядом с ней - беленький мальчик лет восьми с напуганными глазами. Чуть
сзади - муж с опущенной головой. С лицом, опухшим скорее всего не от слез, а
от водки. Тут же была и сестра... Да, именно сестра, Маньяк уловил
значительное сходство.
Замыкали процессию пять-семь нестарых еще женщин, вероятно, сослуживиц
покойной и, частично, дальних родственниц. Каких-нибудь двоюродных. И
шесть-семь мужчин крестьянского замеса. Эти, несомненно, были соседями по
улице.
Унылость процессии усугублялась бросающейся в глаза бедностью ее
участников. На большинстве мужчин были ватники, что делало их неотличимыми
от двоих
могильщиков, деловито шагавших позади с широкими совковыми лопатами на
плече. На женщинах что-то очень блеклое; хоть, казалось бы, черный цвет не
может иметь блеклых оттенков.
Более всех было жалко, конечно же, мальчика. С таким-то отцом, который
через две недели прочно позабудет не только про то, что у него когда-то была
жена, чье долгое страдание наконец-то закончилось. Но и что есть маленький
сын, которого надо растить. И лишь теща будет напоминать, кляня судьбу и
зятя-пропойцу.
А потом заберет ребенка к себе... "Еще не старая, - оценил Маньяк, - до
армии дотянет". А несчастный муж стремительно покатится вниз. Такие в
одиночестве до сорока не доживают.
Установили гроб на специальные салазки, сваренные из дюймовых труб.
Открывать было нельзя. Крышку приколотили еще в морге, до выдачи тела.
Постояли молча. Лишь всхлипывала сестра да еще две тетки, почти
идеально цилиндрические от плеч до подолов. И лишь мать разразилась
рыданиями: "Изольдоч-ка, доченька моя, на кого ж ты меня покинула... Как же
я без тебя, солнышко мое, жить-то теперь буду... Как же ты себя не
уберегла... Родненькая моя Изольдочка..."
"Изольда. Значит, не врала, - удивился Маньяк. - Кто бы мог
подумать..."
"Но она сейчас где-то тут, рядом. Где-то над нами. Освобожденная,
легкая... Радостная. И это все я. И она это понима... ощущает или как там
еще..."
- Ну, слезами тут горю не поможешь, - хамовато влез могильщик с рыбьими