"Владимир Борисович Туболев. Одиночный полет " - читать интересную книгу автора

пилотом, настолько подавило все остальные чувства, что и сейчас, слепой,
полумертвый, он жил им, действовал по заложенной еще на земле перед вылетом
программе, хотя и не сознавал этого. Память тела оказалась сильнее памяти
мысли, и тело действовало так, как надо, даже тогда, когда мысль переставала
служить пилоту.
"Я... нахожусь в кабине самолета... который... который идет с
задания...- тяжело, медленно думает пилот. Я управляю бомбардировщиком... Но
почему я не чувствую своих рук? Нельзя управлять самолетом, не чувствуя
рук... Что-то с ними произошло. Это очень странно. Но я слышу, как работают
моторы... Как же они работают, если у меня нет рук? Мне надо выяснить, что
произошло с ними..."
Мысли путаются, но пилот напрягает всю свою волю и продолжает думать:
"Что произошло с руками... Что это такое? А, это воздух... Воет воздух,
который...- Мысль ускользает, но он снова нащупывает ее и, как вол, тяжело
тащит дальше: -... Воет воздух, который врывается... врывается... снаружи.
Очень холодно. Мне очень холодно. Откуда взялся воздух, ведь его не должно
быть..."
Кажется, он вот-вот поймет что-то важное, очень важное, но оно не
дается, ускользает, колеблется, уходит. Пилот дрожит от холода и напряжения.
Он снова взваливает на себя непосильный воз и тащит его по рытвинам
путающегося сознания:
"Холодно... В кабине очень холодно. У меня все замерзло... замерзли
руки... Да, руки. Чего-то у меня нет. Чего-то не хватает... не хватает на
руках..." "Перчатки!" - вспоминает он.
Он долго думает, что должен сделать с перчатками. Потом осторожно
выпускает из левой руки штурвал, склоняется и начинает шарить по полу
кабины. Ему неудобно, он боится неосторожно дернуть правой рукой штурвал и
перевернуть машину, но упорно обыскивает пол. Наконец он находит под собой
перчатку. Прижимая ее к бедру, он целую вечность пытается натянуть ее на
одеревеневшие, пальцы. После нескольких неудачных попыток он справляется с
этой задачей и начинает все сначала - теперь уже с правой рукой. Найдя и
вторую перчатку, он откидывается на спинку сиденья и отдыхает. ;
Он чувствует покалывание в пальцах, перерастающее в боль. Но боль эта
слабая и непонятная, она вызывает у пилота лишь мгновенное недоумение - это
еще откуда? - и он тут же забывает о ней. Он уже привык к тому, что в его
теле нет ни одной частички, которая не кричала бы о боли, и принимает боль в
руках как нечто само собой разумеющееся. Зато сейчас он чувствует штурвал.
- Командир, как у вас дела? - слышит он голос штурмана.
- Ничего, лучше... - говорит он. - Штурман, почему мне ничего не
докладывает стрелок? Я давно не слышу его.
- Со стрелком нет связи, командир...
- Так почему вы не свяжетесь?
- Я все время пытаюсь, командир...
- А... Ладно. Штурман... кем стрелок был до войны? - спрашивает пилот.
- Что-о?! В голосе штурмана звучит изумление.
- Я спрашиваю, кем стрелок был до войны. Вы что, не понимаете?
- Не знаю, - растерянно говорит штурман. - Кажется, музыкантом. Или
собирался им стать... А что?
- Ладно, - говорит пилот. - Ничего. Он и сам не знает, почему это
спросил. Может, поточу, что это из того далекого, что называется жизнью...