"Эрнест Цветков. Досье на человека (Документальный роман о душе) " - читать интересную книгу автора

неглубокому дыханию.
И в который раз, позвякивая ложечкой и взметая рой чаинок, я спрашиваю
себя: что же, что же, что же произошло? Судьба? Наваждение? Кара? Ведь не
только же в бабах и водке дело. Ведь было же и другое - работа. Статьи и
рецензии добросовестно в срок выползали из-под раздолбленного от праведных
трудов валика идей печатной машинки и даже у кого-то из читателей вызывали
так называемый живой отклик.
Правда, дальше статей дело не шло, однако, это из-за моего слишком
подвижного воображения. Как-то я задумал написать серьезное социологическое
исследование о картавом вожде и даже начал собирать материалы, но внезапно я
представил себе его не слишком официальный облик - в домашних кальсончиках,
с увеличенной головой, с венчиком атавизма на подбородке, бегает этакий
резвунчик, семеня ножками, по комнатам и с лукавым прищуром излагает
программу максимум. И остыл к этой затее. Даже немного испугался - уж не
зашевелились ли во мне скрытые гомосексуальные тенденции - почему вождь
привиделся именно в исподнем?
Впрочем, относительно скрытого гомосексуализма я успокоился,
разубежденный Николаем Павловичем, в том смысле, что он скрыт, но в
сублимированном виде есть у всех и каждого. И тем не менее к фигуре вождя я
окончательно охладел.
Между тем популярности у меня хватало, и мои философско-социологические
эссе пользовались определенным успехом у определенной части публики, той,
чей растревоженый интеллект мечется между Ницше, Шпенглером и кухонной
плитой в поисках вечно ускользающих истин.
И каждую неделю выступления в Клубе давали мне не только приток свежих
денег, но и приток свежих впечатлений. Вдохновленный собственным
многоречием, я воспарял вместе со слушателями к высотам извечно мудрых
заповедей и в это время рыскал по рядам в поисках не менее вдохновенных глаз
интеллектуально неудовлетворенных дамочек, в которых нетрудно было
предугадать моих грядущих сексуальных партнерш. Самое приятное, пожалуй,
заключалось в том, что за свое вдохновение и удовольствие я получал еще и
деньги, и перспективы прелестного времяпрепровождения.
Теперь же ни вдохновения, ни удовольствия, ни перспектив. Хорошо, хоть
деньги не перевелись. А Публика - Дура. Ей надоели тонкие изыски
интеллектуальных наслаждений, видите ли, и каждый теперь тщит себя надеждой,
что в глубине его сокрыт пока что дремлющий Рокфеллер.
Женщины кинули меня все разом. Просто. Спокойно. Без всякой
демонстративное. (Уж последнего то я никак не ожидал.) Они перестали
звонить, интересоваться моими творческими успехами и моей яркой личностью на
фоне этих самых успехов. Мои же звонки даже намека на душевный трепет на том
конце провода не вызывали. В конце концов, моя уязвленная гордость заставила
меня демонстративно оборвать контакты. Я начинаю подозревать, что и
растительная Лизочка проделает со мной подобное и променяет мою изливающуюся
потоком экспрессию на холодные обеды с каким-нибудь эстетствующим придурком,
одним из тех, что вечно околачиваются возле светской богемы.
Одиночество заползло ко мне за пазуху и свернулось там клубком. Мир
отвернулся от меня и радует теперь других. Ну и пусть радует... А я выливаю
остатки чая в свою иссушенную сигаретами глотку и подкрадываюсь к Лизочке,
чья вялая фантазия дает себе сейчас волю в таинственных лабиринтах
сновидения.