"Стефан Цвейг. Шахматная новелла" - читать интересную книгу автора

лейб-медиком императора, а другой- аббатом в Зайтенштеттене)
восходят еще к предыдущим поколениям; нам оставалось только
сохранять и поддерживать эти связи. Доверие клиентов перешло к
нам по наследству, и вместе с доверием перешли и несложные,
спокойные обязанности. От нас требовались главным образом
скромность и преданность- качества, которыми в полной мере
обладал мой отец. Только благодаря его осмотрительности наши
клиенты сохранили значительные ценности в годы инфляции и после
переворота. Потом, когда власть в Германии захватил Гитлер и
началась конфискация имущества церквей и монастырей, из-за
границы были предприняты некоторые шаги для спасения хотя бы
движимого имущества. Переговоры велись через нас, и сделки
между императорским домом и Ватиканом, которые никогда не
станут достоянием гласности, были известны лишь нам двоим.
Контора наша была совершенно незаметна, у нас не было, даже
вывески на двери, мы нарочито держались вдали от монархических
кругов, и это ограждало нас от навязчивых расспросов.
Австрийские власти и не подозревали, что в течение всех этих
лет тайные курьеры императорской семьи доставляли в нашу
скромную контору на четвертом этаже чрезвычайной важности
письма и увозили ответы на них.
Известно, что еще задолго до того, как нацисты двинули
свои армии против всего света, они начали создавать во всех
соседних с Германией странах столь же хорошо вышколенные и не
менее опасные военизированные легионы из людей обойденных,
отверженных и обиженных. В каждой конторе, на каждом
предприятии существовали их так называемые ячейки, у них были
шпионы и соглядатаи повсюду, включая личные резиденции Дольфуса
и Шушнига. Имелся их агент и в нашей невзрачной конторе, о чем
я, увы, узнал слишком поздно. Это был жалкий и бездарный
чинуша, которого я взял по рекомендации одного священника,
чтобы придать нашей конторе вид настоящего делового учреждения.
Давали мы ему только самые невинные поручения: он отвечал на
телефонные звонки и подшивал бумаги- разумеется, бумаги, не
имевшие сколько-нибудь серьезного значения. Ему не разрешалось
вскрывать корреспонденцию. Самые важные письма печатал я сам и
только в одном экземпляре. Все основные документы я держал у
себя дома, а тайные переговоры вел только в монастырской
обители или во врачебном кабинете своего дяди. Благодаря этим
мерам предосторожности шпион, приставленный к нам, не мог
узнать ничего существенного. Но, по-видимому, несчастная
случайность открыла глаза этому тщеславному человечку, и он
понял, что мы ему не доверяем, что за его спиной творятся
интересные вещи. Возможно, в мое отсутствие один из курьеров по
небрежности сказал "его величество" вместо условного "барон
Берн". Не исключено также, что негодяй вскрывал тайком письма.
Как бы то ни было, еще до того, как я начал подозревать
что-нибудь, он уже получил приказ из Мюнхена или Берлина
вести за нами слежку. Уже гораздо позже, после своего ареста, я
вспомнил, как он, поначалу ленивый и бездеятельный, стал