"Анастасия Цветаева. Сказ о звонаре московском" - читать интересную книгу автора

(спрашивают об очевидности, пояснил Котик, - это же - яссно...
- Это же только вам ясно, Котик! - отозвалась я педагогически. Он
согласился, тотчас став серьезным:
- Ну да, ну да! Эттого - не понимают! Разумеется... И ввот я не
понимаю, как можно жить и не слышать тон-нальности окружающих... в таком -
ммолчанье! Наверное, этто - трудно для человека! Не слышать! Удивительно! Я
бы - не мог! Нно - который час? Скажите, пожалуйста? Наверное, пора!
Мы выходили в голубоватые сумерки. Мерзляковский переулок был тих.
Вдруг Котик остановился, прислушиваясь.
- Слышите? - спросил он потрясенным голосом, и лицо его стало
торжественно, - этто колокол Вешняковский звонит! - проговорил он
счастливо, самозабвенно, - этто хорошо, что далеко! Я один раз нне смог его
вынести - упал! Этто было давно...
Воздух был совершенно тих, никакого звона не слышалось. Без слов, одним
согласным с ним волненьем, я ощутила: не "ему кажется", а - "мы не
слышим..."
Существование огромного мира звуков, нам недоступных, прошло по мне
трепетом о себе заявившей реальности. Вдруг открывшейся.
Большой церковный двор в одном из замоскворецких переулков медленно
наполнялся народом. Если бы взглянуть на него сверху - обозначились бы две
струи идущих: одна направлялась в храм, другая растекалась по дальнему углу
двора, над которым возвышалась колокольня. И в то время как первая струя
входила в двери безмолвно, вторая наполняла двор гомоном голосов.
Переговаривались, то и дело взглядывая вверх, где виднелся, по временам
исчезая за каменными выступами колокольни, силуэт человека в темном. Он
что-то делал там, наклоняясь и выпрямляясь.
- Готовится! - пояснила мне Юлечка.
Среди толпы я заметила группу людей, чем-то от других отличавшихся: они
держались вместе, оживленно разговаривая, было даже похоже на спор. В их
внешности было что-то особенное - некая холеность, стать, добротные шубы,
щегольские меховые шапки; у двоих волосы выступали из-под меха - длинные,
почти до плеч.
- Музыканты! - шепнула Юлечка. - Всегда бывают здесь, когда он
играет!
Мороз пощипывал. Люди постукивали нога о ногу. Ожиданье становилось
томительным. И все-таки оно взорвалось нежданно. Словно небо рухнуло!
Грозовой удар! Гул - и второй удар. Мерно, один за другим рушится
музыкальный гром, и гул идет от него... И вдруг - заголосило, залилось
птичьим щебетом, заливчатым пением каких-то неведомо больших птиц,
праздником колокольного ликования! Перекликанье звуков, светлых, сияющих на
фоне гуда и гула! Перемежающиеся мелодии, спорящие, уступающие голоса. Это
было половодье, хлынувшее, потоками заливающее окрестность...
Оглушительно-нежданные сочетания, немыслимые в руках одного человека!
Колокольный оркестр!..
Подняв головы, смотрели стоявшие на того, кто играл вверху,
запрокинувшись,- он, казалось, летел бы, если б не привязи языков
колокольных, которые он держал в самозабвенном движении, как бы обняв
распростертыми руками всю колокольню, увешанную множеством колоколов. Они,
гигантские птицы, испускали медные, гулкие звоны, золотистые, серебряные
крики, бившиеся о синее серебро ласточкиных голосов, наполнивших ночь