"Анастасия Цветаева. Сказ о звонаре московском" - читать интересную книгу автора

Лучшей концовки для книги нельзя было и ждать. Перечитываю рукопись,
поправляю, переживаю заново. Узнаю: Горький живет уже не в Машковом переулке
(ныне ул. Чаплыгина), а у Никитских ворот, в доме Рябушинс кого, напротив
церкви, где венчался Пушкин с Натали.
Но Горький болеет, к нему нельзя. Огорченье двойное. Болеет опять,
значит - болезнь серьезная? Опоздала я с моим, с моим и его "Звонарем"! Что
же делать?
И опять лежит повесть, ждет своего часа... И снова мы с любимой моей
Юлечкой стоим во дворе у колокольни св. Марона, и бежит народ слушать игру
на колоколах.
Да, годы прошли! Но знаю, и твердо знаю, что всем собой примет Горький
свой выполненный наказ. Что снова сядем мы, он - за столом, он - по другую
сторону, и погрузимся в беседу о человеке, возбудившем столько споров,
столько волнения, целую бурю в московских музыкальных кругах, столько
поездок музыкантов и просто жадных до красоты слушателей, и тогда, после
этой беседы, я пойду в издательство.
Так я рассуждала, так чувствовала. Но жизнь судила иначе. Не к здоровью
от болезни встал Алексей Максимович, не к беседам и творчеству. Не поднялся
вовсе. Болезнь сломила его, и по всему Союзу прошла громовая весть: умер
Горький!
Как описать отчаянье мое? Мне пришлось уехать из Москвы перед войной,
надолго, и я более не увидела Котика. В шквале, налетевшем на страну, я не
смогла сохранить все готовые к печати рукописи, среди них погибли и книга о
Горьком и повесть "Звонарь".
Г Л А В А 15

Шли годы, десятки лет. Мысль о том, что мне не удалось выполнить мой
долг перед этим уникальным музыкантом, мучила меня.
И вот, когда с моей встречи с Котиком Сараджевым прошло почти
полстолетия, я начала новую книгу о нем.
Но я уже не та. Прожитые годы как бы надели на меня очки иной силы
стекла; они показывали тему как бы в изменившемся аспекте: уже не живой
облик героя так занимал меня. Я все больше погружалась в музыкальное
значение им творимого и на колоколах, и на страницах книги. Кто знает, может
быть, и сбудется то, во что он верил, - рождение новой области музыки...
Воскрешение давних времен, когда, как сказал М. Горький, это было народным
искусством, голосом народных торжеств? То, что начато было полвека назад,
это, может быть подхватят и продолжат наши потомки? Зазвучат колокольные
голоса людей, подобных Котику! Как он верил, что их черед придет и
музыкальная Россия встанет впереди всех народов и мощнее, ярче, чем это было
встарь.
Иногда я спрашиваю себя, передаст ли мое перо спустя полстолетия мир
Котика так, как он был воссоздан в первой моей книге?
Совсем новые трудности вставали на моем писательском пути. О, какими
легкими казались мне муки написания моего "Звонаря" в те мои молодые годы!
Слушай, наблюдай и пиши! И ни о чем не заботься - чего не спросила вчера,
спросишь завтра. Вчера он показался мне отвлеченным, рассеянным, - а
сегодня веселым и вополщенным. Мой будущий читатель должен был получать его
из моих рук таким, каким я получала его из жизни: он менялся, противоречил