"Анастасия Цветаева. Сказ о звонаре московском" - читать интересную книгу автора

Был предвесенний день, когда я в волнении позвонила в дверь к
Яковлевым. В руках - тонкий светло-серый конверт с итальянской маркой -
ответ Горького! В нем приглашение - приехать в Сорренто.
Я читала и перечитывала. И снова. И я улыбалась. (Наверное, глупое было
лицо!) Поеду?! Италия меня не занимала нисколько. Я там была в детстве, была
в юности. Но в Италии жил - Горький! К нему рвалась душа. Я расскажу
Алексею Максимовичу о Котике, о наркомпросовских колоколах, о том старике с
длинной бородой, слушающем их под разными колокольнями, о Юлечке и о
стольких его почитателях!
Мне шел 33-й год. Я увижу Марину, которую не видала пять лет!
А дни шли, и снова настала суббота. Колокольный звон, церковный двор. В
весеннем вечернем воздухе растоплен хрусталь, но в прохладе его нет
неподвижности, прохлада реет, воздух льется ручьями. Над ними, купаясь в
заре, повисли ветви с бусами почек. Первые фонари жалят небо, как в
Маринином и моем детстве, - сияющими точками и маленькими елочными
шарами... От их вспыхнувшей череды сразу начался вечер. Народ собирается.
Стою, думаю:
"Наверное, нет колоколов лучших, чем русские! Потому нигде и не
славится колокольный звон так, как в России! И московские музыканты стоят в
весеннем дворе под колокольней, хотят услышать звонаря Сараджева. Говорят,
за границей стало известно, как он играет... Но зачем Котику "заграница"?
Ему в России хватит колоколов! Вот он сейчас заиграет!"
Слушатели волнуются, переговариваются. За неделю - сколько слухов было
о Котике, - а он ничего не хочет знать о них, поглощенный своей идеей о
несравнимости колокольного звона - с обычной музыкой. Я жду первый звук.
Думаю: понимает ли Котик, как глубоко я в него поверила? Он только
улыбнулся, услыхав, что хочу писать о нем! А ведь для меня он - пророк -
предвозвестник музыки будущего!
И в хрусталь тишины вечерней с капелью весеннею - падает, так ужасно
внезапно (хоть ждем - не дождемся), -колокольный звон!..
Сирины взметнулись, небо зажгли - с колокольни и вверх! Вся
окрестность! Стоим, потеряв головы и сердце, - в звоне...
- Ну и звонарь! - (как припев,- старик длиннобородый) - сколько
звонарей я на веку моем слышал, но этот... - И руками развел...


Глава 8

Недели прошли. Позади - отъезд, путешествие... И вот я сижу в Сорренто
перед Горьким. Высокий, худой, седеющий - усадил в кресло, он - по ту
сторону письменного большого стола, и течет беседа в углубившемся в вечер
дне... О Москве рассказываю, о московских людях, о неописуемом Сараджеве
Котике, о его колокольнях. И слушает Горький пристально, как он один умеет,
и разносторонни, точны взыскательные его вопросы, и ответы в него
погружаются, как в колодец, и нет этому колодцу дна! Первый вечер, но я уже
перегружена впечатлениями. Слушаю его окающую речь, четко выговариваемые
слова: "Вы должны написать о Сараджеве! Книгу! Вы еще не начали? Напрасно!
Это ваш долг! Долг, понимаете ли? Вы - писатель".
- Да, - в ответ на это, с ним согласясь, - разве я этого не знаю? Но
когда же было начать? Не у колокольни же и не в поезде... Ничего не слушает!