"Константин Циолковский. Моя жизнь" - читать интересную книгу автора

поправлять. Но я и сам много приборов получил заново. Делал, например,
простые и сложные блоки разных сортов, сухие гальванические элементы и
батареи и электродвигатели. Химические опыты тоже производились моим
иждивением: добывание газов, сжигание железа в кислороде и проч.
Зажженный водород у меня свистал и дудел на разные голоса. В пятом
классе всегда показывал монгольфьер. Он летал по классу на ниточке, и я
давал держать эту ниточку всем желающим. Большой летающий шар, особенно с
легкой куклой, производил всеобщее оживление и радость. Склееный мною
бумажный шар, весь в ранах и заплатах, служил более 15 лет.
Комбинировал разные опыты с воздушным насосом.
Давление воздуха испытывалось всем классом: я предлагал оторвать
колокол всем желающим и сомневающимся. Класс видел, как несколько человек,
несмотря на все усилия, не могли оторвать стеклянный колпак от тарелки
насоса. Паровая машина была со свистком. Девицы самолично орудовали
свистком, и это доставляло им большое удовольствие. С этим свистком машины
вышел анекдот. Прихожу в учительскую. "Что это был за свист?", - спрашивает
один из педагогов. Я объясняю. "Нет, это освистали тебя, Сережа, девицы,"-
шутит другой учитель.
Был я аккуратен и ходил до звонка. Дело в том, что мне было скучно в
учительской, так как я разговоров не разбирали из 10 слов усваивал не более
одного. Вот я и спешил в класс, вызывая насмешки: "соскучился по
епархиалкам" и проч. Все же товарищи народ был порядочный. Они не злословили
и относились к ученицам довольно добросовестно и гуманно.
Работы мои печатались в журналах, но проходили незамеченными. Только в
душе моей они оставляли след и я, благодаря им, стремился все выше и дальше.
Дирижабль моей системы, правда, много раз возбуждал внимание
правительства, но все суровее и суровее принимался имп. Техническим
Обществом. Между тем ряд ученых и инженеров одобрил мой проект и не нашел в
нем никаких ошибок и заблуждений.
Учение о реактивном звездолете только тогда было замечено, когда начало
печататься вторично, в 1911-1912 году, в известном, распространенном и
богато издающемся столичном журнале ("Вестник Воздухоплавания"). Тогда
многие ученые и инженеры за границей заявили о своем приоритете. Но они не
знали о моей первой работе 1903 года и потому их претензии были потом
изобличены. Неизвестность работы 1903 года о звездолете спасла мой
приоритет.
В 14 году, весной, до войны меня пригласили в Ленинград на
воздухоплавательный съезд. Взял с собой ящик моделей и диапозитивов.
Сопровождал меня мой друг. Проф. Жуковский был опонентом и не одобрял
проект. Его ученики продолжают до сего времени тормозить дело. Что же, может
быть, они и правы. Я сам не поверю, пока не увижу.
Студенты, осматривая мою выставку, говорили, что только по моделям они
ясно представляли себе новый тип дирижабля. Мои книги же этого им не
давали...
Революцию все встретили радостно. Надеялись на конец войны, на свободы.
Я относился, по моим годам, сдержанно, не придавал значения побрякушкам
и ни разу не надевал красных ленточек. Поэтому в одном училище (где я также
давал уроки) вообразили, что я ретроград. Но я им показал книгу, изданную
мною при царе, чисто коммунистического направления. В епархиальном училище
на меня давно косились, теперь - в особенности и называли большевиком. Мое