"Константин Циолковский. Моя жизнь" - читать интересную книгу автора

Голубицкий предложил мне съездить к Столетову (известный ученый) и
сделать доклад в обществе о своем дирижабле. Поехал, плутал по городу,
наконец, попал к профессору. Оттуда поехали делать сообщение в
Политехнический Музей. Читать рукопись не пришлось. Я только кратко объяснил
сущность. Никто не возражал. Делал доклад и д-р Репман. На черной доске он
что-то напутал, и я с изумлением рассматривал его чертеж на доске. Слышу
громкий голос Михельсона (будущего профессора): "Полюбуйтесь, у вас
положительное электрическое соединяется с положительным". Я поспешил отойти
от черной доски.
Хотели меня устроить в Москве, но не устроили.
В Б. я жил на окраине и меня постигло наводнение. Поднялись половицы в
доме, посуда плавала. Мы сделали мосты из стульев и кроватей и по ним
передвигались. Льдины звенели о ставни. Лодки подъезжали к окнам, но
спасаться мы не захотели.
В другой раз более серьезно претерпели от пожара. Все было растаскано
или сгорело. Загорелось у соседей от склада неостывшего угля...
Однажды я поздно возвращался от знакомого. Это было накануне солнечного
затмения, в 87 году. На улице был колодезь. У него что-то блестело. Подхожу
и вижу в первый раз ярко светящиеся большие гнилушки. Набрал их полный подол
и пошел домой. Раздробил гнилушки на кусочки и разбросал их по комнате. В
темноте было впечатление звездного неба. Позвал кого можно, и все
любовались. Утром должно быть затмение. Оно и было, но случился дождь. Ищу
зонтик, чтобы выйти на улицу. Зонта нет. Потом уж вспомнил, что зонт оставил
у колодца. Так и пропал мой новенький, только что купленный зонтик. За это
получил гнилушки и звездное небо.
Если я не читал и не писал, то ходил. Всегда был на ногах.
Когда же не был занят, особенно во время прогулок, всегда пел. И пел не
песни, а как птица, без слов. Пел и утром, и ночью. Это было отдыхом для
ума. Мотивы зависели от настроения. Настроение же вызывалось чувствами,
впечатлениями, природой и часто чтением. И сейчас я почти каждый день пою и
утром и перед сном, хотя уже и голос охрип, и мелодии стали однообразней. Ни
для кого я этого не делал и никто этого не слышал. Я это делаю сам для себя.
Это была какая-то потребность. Неясные мысли и ощущения вызывали звуки.
Помнится, певческое настроение появилось у меня с 19 лет.
В москве мне пришлось познакомиться с известным педагогом Малининым.
Его учебник я считал превосходным и очень ему обязан. Говорил с ним о
дирижабле. Но он сказал: "Вот такой-то математик доказал, что аэростат не
может бороться с ветром". Возражать было бесполезно, так как авторитет мой
был незначителен. Вскоре умер и он, и Столетов.


В Калуге (35-77 лет).

Тут я сошелся с семьей А., а потом К.
Семья А. была видная в городе. А помог мне связаться с Нижегородским
(ныне Горьковским) кружком любителей физики, председателем которого был
недавно умерший в Калуге С.В.Щербаков. Я стал печатать свои работы о Солнце,
о летательных приборах и другие в журналах: "Наука и Жизнь", "Научное
Обозрение", "Вестник опытной физики", "Вокруг света" и проч.
Я производил много опытов по сопротивлению воздуха и воды. Приборы