"Константин Циолковский. Моя жизнь" - читать интересную книгу автора

поставил хороший балл, не сделав ни одного замечания. Отметок их я не видал.
Знаю только, что меньше 4 получать на экзамене было нельзя. Так сошли и
другие экзамены.
Пробный урок давался в перемену, без учеников. Выслушивал один
математик.
На устном экзамене один из учителей ковырял всенародно в носу (тогда
цинизм и нигилизм был в моде). Другой экзаменующий, по русской словесности,
все время что-то писал, и это не мешало ему выслушивать мои ответы.
Отец был очень доволен. Решили помочь мне в снаряжении на
предполагаемое место. На экзамене я был в серой заплатанной блузе. Пальто и
проч. - все это было в жалком состоянии, а денег почти не оставалось. Сшили
виц-мундир, брюки и жилет, всего за 25 рублей. Кстати сказать, что все сорок
лет я больше мундира не шил. Кокарды и орденов никогда не носил. Ходил в чем
придется. Крахмаленных воротников не употреблял. Сшили и дешевое пальто за 7
рублей. Пришили к шапке наушники и все было готово. Истраченное я потом
возвратил отцу, который за это немного обиделся.
Был у меня еще коротенький полушубок (куплен за 2 рубля). Под холодное
пальто без ваты он очень пригодился зимой: тепло и прилично.
Однако, несмотря на прошение, назначен был на место учителя только
месяца через четыре.
Этот промежуток ожидания я провел в деревне у помещика М., занимаясь с
его малыми детьми. Учил их грамоте. Мальчик спрашивает: "Зачем ставится
ер?". "Это, "- отвечаю, - "по глупости". Также я раскритиковал и всю
грамматику. Когда ребенок встречал ер, то сначала становился в тупик, а
потом замечал: "Знаю, это - по глупости".
До меня у этого помещика жил какой-то бесприютный чудак-офицер. Про
него рассказывали, что он зимой, через двойные рамы, со двора, всячески
ругал хозяина, чем очень потешал собравшуюся публику. Помещик об этом не
знал и ничего не слыхал. У больного и немолодого помещика была молодая и
красивая жена - простая крестьянская девушка. Я по обыкновению в нее
влюбился. Она заговаривала со мной на дворе. Я не отвечал, потому что дурно
слышал. Она обижалась, но и это было к лучшему.
Педагогия была для меня забавой. главным же образом я погружался в
законы тяготения тел разной формы и изучая разного рода движения, которые
вызывали относительную тяжесть. Лет через 30 я послал остатки этих
вычислений и чертежей известному Перельману как исторический документ. Он
недавно упоминал о нем в своей книге о мне (32-го года).
Каждый день я гулял довольно далеко от дома и мечтал об этих своих
работах и о дирижабле. Меня предупреждали, что тут много волков, указывали
на следы и даже на перья растерзанных кур. Но мне ка-то не приходила мысль
об опасности, и я продолжал свои прогулки.
Вздумал я тут же заниматься с одной крестьянской девушкой. Заметил, что
увлекаюсь - бросил. Какой-то инстинкт отталкивал меня от женщин, хотя я был
очень слаб к ним. Может быть, это было результатом крайне страстного
увлечения идеями, которое пересиливало животные стремления. Тут, в деревне,
лет двадцати, у меня начались излияния (поллюции). Напуганный книгами, я
решил жениться. Благожелатели предлагали мне женщину. Но я считал для нее
это оскорблением. Боялся последствий поллюций и не хотел подавать дурного
примера. В простых людях это возбуждало сочувствие и мне это было приятно.