"Мишель Цинк. Пророчество о сестрах ("Пророчество о сестрах" #1) " - читать интересную книгу автора

меняется быстро. Но на лице ее не видать и следа печали, ни следа ночной
меланхолии. По правде говоря, если не считать того, что сегодня сестра
надела простое платье без каких бы то ни было украшений, выглядит она совсем
как обычно. Должно быть, меняться внешне в зависимости от того, что творится
внутри, суждено только мне.
- Доброе утро.
Я торопливо пристегиваю чулок, стыдясь, что до сих пор ленюсь в
спальне, тогда как сестра уже давно на ногах. Потом иду к шкафу - взять
платье, а заодно укрыться от этих глаз, что всегда слишком пристально
всматриваются в мои глаза.
- Видела бы ты дом, Лия! Вся прислуга в трауре - тетя Вирджиния велела.
Я поворачиваюсь взглянуть на сестру. Щеки у нее раскраснелись, глаза
взбудораженные. Я стараюсь подавить досаду.
- Во многих домах принято соблюдать траур, Элис. Отца все любили.
Уверена, слугам самим хотелось выказать ему дань памяти.
- Ну да, а мы теперь завязнем дома на целую вечность, а тут такая
скучища. Как думаешь, тетя Вирджиния отпустит нас на следующей неделе в
школу? - Она продолжает, даже не дожидаясь, пока я отвечу: - Хотя, конечно,
тебе-то что! Ты только счастлива будешь, если вообще больше никогда
Вайклиффа не увидишь.
Я даже не пробую спорить. Все знают - Элис жаждет более утонченной и
цивилизованной жизни девушек в Вайклиффе, где мы дважды в неделю посещаем
занятия. А я там чувствую себя диковинной зверушкой под стеклом. В школе я
украдкой поглядываю на сестру: она вся мерцает и переливается в блеске
светских условностей. В такие минуты мне думается, что она совсем как наша
мать. Наверное, так оно и есть. Из нас двоих лишь я нахожу отраду в покое
отцовской библиотеки, и лишь Элис может соперничать блеском глаз с нашей
матерью.

* * *

Весь день мы проводим в почти тишине потрескивающего огня. Мы привыкли
к уединению Берчвуд-Манора и научились находить себе занятия в его мрачных
стенах. Сегодня все совсем как в любой другой дождливый день, вот только не
хватает разносящегося из библиотеки гулкого отцовского голоса да запаха его
трубки. Мы не говорим ни о нем, ни о его странной смерти.
Я стараюсь не смотреть на часы: боюсь, что и без того неспешное время
замедлится еще больше, если я стану следить за ним. И надо сказать, уловка
работает. День проходит куда быстрее, чем я ожидала. Короткие перерывы на
ленч и ужин помогают мне приблизить момент, когда наконец можно бежать в
забвенье сна.
На этот раз я не гляжу на запястье перед тем, как забраться в постель.
Не хочу знать, осталась ли отметина на прежнем месте. Изменилась ли. Стала
ли глубже или темнее. Скользнув в кровать, я проваливаюсь во тьму и ни о чем
не думаю.
Я оказываюсь в странном, промежуточном месте - том самом, куда попадаем
мы все, прежде чем наш мир погрузится в сон, - и тут вдруг слышу какой-то
шепот. Сперва лишь только мое имя, как будто меня зовут откуда-то из
дальнего далека. Но шепот все нарастает, становится многоголосым - и все
голоса что-то лихорадочно бормочут: так быстро, что мне лишь изредка удается