"Евсей Цейтлин. Долгие беседы в ожидании счастливой смерти " - читать интересную книгу автора

Словом, звоню ему.
- А, Йосаде! Обязательно приходи на ужин. И непременно - с женой.
- Если можно, приду один. Сейчас публикуется ваш роман "Братья", я хочу
поговорить о нем, а потом написать.
- Ну, как знаешь.
И вот вечер. Жена Гузявичюса - молодая, моложе его лет на двадцать или
тридцать; она, кстати, дочь основателя литовской компартии Капсукаса -
сервирует ужин. Но прежде, чем сесть за стол, Гузявичюс вспомнит:
- А ведь я тебе еще не подарил переиздание моего первого романа.
(Между прочим, он мне говорил "ты", а я ему: "вы", хотя мы были почти
ровесники: Гузявичюс - на три года старше).
Отвечаю:
- Буду рад получить от вас книгу с дарственной надписью.
Однако, услышав мои слова, Гузявичюс вдруг задумался. Я потом пытался
представить эти его мысли: "Йосаде - еврей, космополит, завтра его арестуют
и найдут книгу с моей дедикацией, а ведь я - бывший нарком госбезопасности;
может быть даже, это специально меня сейчас проверяют..."
Передо мной разыгралась сцена, сама по себе достойная описания.
Гузявичюс поднимается с кресла, идет к шкафу. Но потом возвращается к
столу, о чем-то рассказывает мне... Через десять- пятнадцать минут снова
направляется к шкафу, открывает дверцы, стоит. Явно растерян. Наверное,
рассуждает так: "Дело не только в дедикации, моей подписи, но и в дате. Да,
это очень важно - дата! Что если кто-то начнет высчитывать: в какое именно
время Гузявичюс решил поддержать космополита Йосаде?"
Я был наивен. Только когда он во второй раз подошел к шкафу, сообразил:
Гузявичюса что-то тревожит. Напомнил про книгу. И вот он все-таки берет один
экземпляр из стопки и...говорит жене:
- Знаешь, дорогая, пусть это будет сюрприз супруге Йосаде - сделай ей
дарственную надпись!
Вы понимаете, куда он хитро клонил? Но она, капризная красавица, не
поняла, в чем дело. Отвечает:
- Я твоя жена, а не секретарша. Подписывай сам!
Что ж, он вынужден взять ручку, пишет: "Товарищу Йосаде - благодарный
автор. Гудайтис-Гузявичюс. 6.12.52 г."
Потом мы ужинали, о чем-то говорили... Но я уже понял: советоваться с
Гузявичюсом о своих сомнениях - бесполезно.
А потом я ухожу от Гузявичюса. Убитый! Если уж он боится, если уж он
дрожит - что делать мне?
Выхожу на улицу. Иду куда глаза глядят. Город тонет в темноте, все
шторы опущены, все ворота закрыты. И лишь один дом - целый квартал - в
огнях. Это здание Госбезопасности. Зловещая картина...
Я стою на противоположной стороне улицы, смотрю на окна, за которыми
идет страшная работа. Думаю: "Вот он, пришел твой конец!"
Что я делаю дальше? Представьте себе - бегу. Бегу домой, в свой
кабинет. Уже поздно. Все спят. А мои мысли все о том же: "Как спастись?"
Понимаю: сейчас я еще могу сделать последнюю попытку - другой не будет.
Мысли работают лихорадочно. И вот я достаю бумагу, начинаю писать.
Я начинаю работать, не имея четкого плана, не зная сюжета будущей
книги. Это будет роман или повесть. Моя фантазия разгорается. Я вижу
Клайпеду, верфи, где стоят суда. А вот и мой герой: инженер, еврей-сионист.