"Сергей Петрович Трусов. Приглашение к чаепитию в общественном месте" - читать интересную книгу автора

Продавщица присела на корточки, пошуровала под прилавком и достала
оттуда изделие, о существовании которого я не мог даже подозревать. Это
было чудо конструкторской мысли, воплощенное в реальность умелыми руками
мастера. Безукоризненно белый чайник емкостью не менее двух с половиной
литров завершался выпуклой крышкой, закрывающей широкое входное отверстие
для свободного налива. Изогнутая ручка имела пластиковое покрытие с
удобными прорезями для пальцев, а носик, берущий начало у самого днища,
заканчивался оригинальным срезом треугольного сечения, что должно было
обеспечить оптимальную форму струи. Я разглядывал предложенный вариант, уже
решив, что возьму обязательно. Незнакомец, увидев мою реакцию, приосанился
и, пододвинувшись, прошептал:
- Прослежу за упаковкой, пока будете оплачивать.
Магазин мы покинули вместе. Хотелось отблагодарить незнакомца, но
предлагать деньги было неудобно, и я сделал то, что казалось наиболее
естественным - пригласил на чашку чая, и он согласился. Звали его Игнатием
Петровичем, но он просил обращаться по имени, запросто. Мне это было не по
душе, но после раздумий я решил называть его не Игнатом, а, из уважения,
именно Игнатием.
Мы добрались быстро. Первым делом я распахнул дверцы шкафа и пригласил
Игнатия снять пальто. Однако он испросил разрешения остаться в верхней
одежде, объяснив это тем, что его знобит и вообще ему нездоровится. Он и
правда слегка дрожал, даже нервничал и, могло показаться, куда-то
торопился. Едва я успел раздеться, как он пожелал поскорее пойти на кухню и
опробовать чайник в действии. Лихорадочно выпалил, будто чувствует
ответственность, и хотя уверен, что чайник не подведет, считает своим
долгом досконально все проверить. Его тирада показалась мне странной, я
удивленно посмотрел, а он ответил каким-то недоуменно-фанатичным взглядом,
выдержал паузу - и в его гражданском облике появился намек на военную
выправку. Я отчего-то смутился, растерялся, и у меня возникло
предположение, будто в том, что сказал Игнатий, имеется смысл. Мною
овладела нервозность, я распечатал упаковку, и кислое выражение мгновенно
исчезло с лица Игнатия.
В нашем Доме Общественного Проживания кухня тоже является
общественной, и по этой причине там установлено две газовых плиты. На одной
из них уже нагревалось три чайника, два из которых паровозили вовсю. Я
хотел убавить газ, но Игнатий меня остановил, наполнил наш чайник водой и
поставил его рядом с другими. Мне подумалось, что я бы выбрал другую плиту,
дабы чайнику было вольготнее, но Игнатий впер чайник в общую кучу и отошел
назад, с гордостью глядя на получившуюся композицию. Я тоже стал смотреть,
еще не понимая причину его восторгов, как вдруг увидел, что в этом
действительно что-то есть. Чайники слаженно функционировали, и создавалось
впечатление, что они осознанно объединились в дружную семью. Мой чайник
выглядел главою семьи. Наверное, благодаря новизне и чистому белому цвету.
И тут я понял, почему Игнатий не позволил отключить газ - облако пара
являлось своеобразной атмосферой, в которой чайникам дышалось легко и
свободно. Я посмотрел на Игнатия и встретил сияющий взгляд, говоривший: "Ну
ведь хорошо же, хорошо!" Да, он был прав, я мысленно с ним согласился, и мы
снова уставились на феерию водяного пара. Так мы и стояли рядышком, а когда
за кипящим чайником пришел хмурый жилец нашего Дома Общественного
Проживания, мы с Игнатием посмотрели на него с неприязнью.