"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу автора

потом под Гниловской, и еще одна сестра. К нам подсел Неженцев.

- Хочу сказать слово и боюсь, не смогу, не выдержу... Как будто поминки
справляем.

- Ничего, господин полковник, когда-нибудь воскреснет Русская армия и
вспомнит этот вечер.

Речь Неженцев произнес. Сегодня не помню из нее ни одного слова. Было
тяжело на душе. И полковник Неженцев, и мы - все забыли про его день
рождения. Мы справляли поминки по Русской армии. Неженцев пробыл с нами до
поздней ночи. Не один раз по его худощавому лицу прокатилась слеза. На этом
последнем вечере Русской армии раздавались и наши, словенские, песни.

Разошлись поздно. Со стороны местечка доносились выстрелы, из деревни -
пьяные вопли. На небе ни одной звезды, кругом была тьма. Глубокая,
непроницаемая тьма. Мало осталось в живых из тех, кто был на этом вечере.

Я ежедневно беседовал с чехами, уговаривая их не уходить до возвращения
Неженцева. Макса прислал одного из своих комиссаров с распоряжением
немедленно увести их. Но у наших чехов чувство долга и чести было развито
лучше, чем у их главарей.

Вернувшись с Дона, Неженцев на наши вопросы ответил коротко.

- На Дону генерал Каледин вас ждет. И генерал Корнилов к нему
собирается.

- А много ли у него войск? Правда ли, что четыре офицерских полка?

Неженцев помолчал и сказал:

- Каледин надеется на наш полк...

Чехи ушли. Перед их уходом мы отпустили всех солдат. Осталось нас около
трехсот человек, в большинстве офицеры, пятая часть из которых мы - южные
славяне. С нами было только знамя полка, снятое с древка.

На громадном пространстве от Балтики до Черного моря зияли пустые
окопы, оставленные русскими солдатами, участниками мировой войны, чтобы
принять неисчислимое множество трупов с новых фронтов новой войны -
Гражданской. Брошенные пушки, пулеметы, богатые склады - все, что наконец
получила Русская армия после невиданных жертв и лишений, печально
свидетельствовали о русском богатыре, который поднял меч для последнего
сокрушительного удара и внезапно его уронил, отравленный ядом
саморазрушения.

Мы, носители русской национальной мысли, воины Белой идеи, остались
одни, в снежной вьюге, на пустынных полях у ворот русской Империи. Ворота
эти были открыты настежь, родина осталась без защитников. С нами были только