"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу автора

принудительную мобилизацию военнопленных южных славян. Это решение -
результат тщеславия и неспособности разобраться в политических вопросах -
нанесло принципу добровольности смертельный удар.

Вторая сербская дивизия состояла, за малыми исключениями, из
мобилизованных. За несогласие в нее идти многих избивали. Были и убийства.
Нам, подлинным добровольцам, с трудом добившимся зачисления в Русскую армию,
были хорошо известны настроения в этой насильно мобилизованной дивизии, и мы
знали, что на фронте появиться с ней нельзя. Да и не оттого ли мы подняли
наше знамя, что нам было отвратительно насилие, применявшееся к славянам в
Австро-Венгрии? Добровольцы резко протестовали против "принудительного
добровольчества" и других ошибок командования корпуса. Но ошибки эти
продолжались, а затем повторились уже в государственном масштабе в
Королевстве Югославии, став питательной средой для всех разрушительных сил в
этом государстве.

После Февральской революции 1917 года из 40 000 офицеров и солдат в
корпусе осталось не более 7 000. Часть из оставшихся в России добровольцев
пошла в Белую, часть в Красную армию. Другие разбрелись по России и
впоследствии вернулись домой. Славяне-офицеры, боровшиеся в южной
Добровольческой армии, почти все пали. Многие отдали свои молодые жизни в
армии адмирала Колчака. Да будет им вечная память! Королевская Югославия о
них не вспомнила ни разу.

Екатеринослав

Сколько ни есть раненых на свете, все они радовались, попадая из
фронтовой обстановки в теплые, уютные лазареты и больницы, вдали от грязи и
опасностей. Впрочем, в гражданской войне могли не только ранить в бою, но и
добить на больничной койке... В Екатеринославе, в лазарете Красного Креста,
созданном немцами-меннонитами (протестантское течение XVI в., проповедующее
смирение и непротивление злу насилием), нам было несказанно хорошо3. Я лежал
рядом с моим другом, подпоручиком Игнатом Францем, хорватом из Загреба4.

В светлой памяти о русском прошлом навсегда останутся учреждения,
созданные для помощи раненым. В России была самая совершенная организация
медицины - земская. И в России была русская женщина. Русское искусство,
русская литература воздвигли русской женщине величественный памятник - могу
ли я что-либо к этому прибавить? Только познакомившись с русской женщиной, я
начал проникать в тайники русского бытия, понимать, что отделяет Россию от
Запада, почему так поддаются русскому обаянию иностранцы, побывавшие в
России. Больше половины моей сознательной жизни я видел благородный облик
русской женщины, несущей все тяготы жизни наравне с мужчиной, а иногда и
лучше его. Я видел ее на поле, сестрой милосердия в больнице, за книгой, на
фабрике, в боевой цепи, в детской, в ссылке, в колхозе, в тюрьме, в
восстаниях против осквернителей русской земли.

В осенние дни 1916 года, когда бойцы залечивали раны в теплых палатах,
а за окнами шел снег, сестры проходили мимо нас в белых косынках, строгие
как монашки, но душевные, преданные своему делу. Сколько их погибло на