"Александр Рудольфович Трушнович. Воспоминания корниловца (1914-1934) " - читать интересную книгу автора

им, а они не отвечают! Я и убежал.

Смотрит на меня умоляюще.

- Дорогой, пойди, посмотри!

- Хорошо, покажи, где?

Стрельба поутихла. Бегу. Всего сто шагов.

- Эй вы, сербы! Как тут у вас?

Не отвечают. Что за черт! Беру одного за ноги - мертвый. Толкаю
другого - мертвый. Третий - мертвый... И все как живые, все в сереньком
новом обмундировании. Один жив, печально улыбается: почти все!

Охватывает дрожь, бегу под пулями как заяц. Мой серб рыдает:

- А наши так обрадовались, говорили: "Сегодня или завтра уйдем к
русским!"

Да, почти все ушли...

В этот день было несколько атак. Все были похожи на первую. Много пало,
но и немало осталось в живых. Ночью все утихло. Вторая ночь на Пруте прошла
тревожно. Русские окопались где-то на возвышенности. После полуночи уснул и
я. Мне можно было спать спокойно: с той стороны у меня противника не было.

Снова на рассвете заговорила русская батарея. Весь огонь сосредоточился
левее, где мы сходились и расходились вчера. В полдень опять была атака:
одиннадцатая или двенадцатая за эти три дня. Бой шел почти на одном месте.

Но вдруг за нашей спиной раздалось торжествующее "ура!". Русские зашли
к нам в тыл с возвышенности. Серые мундиры сбились в кучу и хлынули в лес.
Отхожу последним. Рядом оказались два чеха из 28-го Пражского полка, который
под музыку своего оркестра недавно перешел к русским. Их рота была в тылу и
ее разбросали по другим полкам. Втроем переходить легче. Уже не видно ни
русских, ни австрийцев. Мы углубились в лес и по компасу взяли направление.
Не прошли и двадцати шагов, как из кустов появляется русский. "Ну слава
Богу!" - говорю. А тот крестится, тоже говорит "слава Богу!" и отдает мне
винтовку. Я не беру, приказываю: "Веди к русским!" Он ничего не понимает, но
идет с нами. Не прошли мы и двухсот шагов, как из кустов появляется второй
русский и тоже крестится. Первый что-то ему говорит, они явно недовольны. Но
второй хитрей, требует, чтобы мы отдали винтовки. Мы отвечаем, что оружие
задержим, пока не выяснится обстановка. Он снимает с плеча винтовку, но,
увидев мой "штайер", умнеет. "Сволочь ты, - говорю, - дезертир!" Тут они уже
окончательно потеряли способность что-либо понимать.

В лесу тишина. Идем: трое в серых, двое в зеленых мундирах. Мои чехи
уже интересуются, есть ли в России пиво? Идем добрый час. Нигде никого.