"Далия Трускиновская. Часовой (Повесть)" - читать интересную книгу автора

именно пошел, бесшумно и уверенно, прячась за стогами.
У канавы лежал оптимист. Пессимист даже не потрудился столкнуть его в
воду.
Мальчик постоял, прислушался. На его лице не было ни возбуждения, ни
страха, как полагалось бы подростку. Это лицо, сквозь которое можно было,
казалось, изучать пейзаж, оставалось совершенно спокойным, как у смертельно
уставшего человека.
Пессимист исчез бесследно. Мальчик склонился над оптимистом, но не для
того, чтобы убедиться в его смерти или попытаться воскресить его. Мальчик
искал документы и не нашел их. Иначе и быть не могло - пессимист знал свое
дело... Выпрямившись, мальчик посмотрел в ту сторону, где, скорее всего,
скрылся пессимист. Потом по компасу, вправленному в ремешок часов, что-то
высчитал. И пошел, не оборачиваясь, пошел все быстрее - туда, куда велел ему
возвращаться пессимист.
Мальчик уходил, и, может быть, я даже видела, что с ним было дальше, но
это пока не вспоминается. Помню лишь ощущение - наконец-то можно вздохнуть
спокойно, мальчик остался жив. И лицо человека в гимнастерке, откинувшегося
на спинку стула.
Все мы видим за жизнь неимоверное количество снов, но не после всякого
человек просыпается среди ночи, садится на постели взъерошенный и произносит
вслух имя, которое во сне определенно не звучало:
- Ингарт?
Назвав это имя, я поняла, что прозрачный мальчишка был именно Ингарт.
Это была возможная разгадка тайны, беспокоившей меня уже больше
пятнадцати лет. Настоящей тайны.
Тогда я не сознавала ее серьезности, но с годами ненужные воспоминания
отсеивались, а все, что было связано со странным человеком, который полгода
был моим другом, на фоне бледнеющих событий приобрело четкость рисунка тушью
на тонированной акварелью бумаге.
Ему было сорок три, мне - девятнадцать. Вот как произошло наше
знакомство. Примерно на втором курсе филологического факультета я ввязалась
в затяжной конфликт с нашей англичанкой. Силы распределялись так: я побивала
ее безукоризненной грамматикой и изысканным синтаксисом да еще оборотами из
прочитанных в оригинале нескольких комедий Шекспира, а она порицала меня за
дурное произношение.
Я попросила у матери материальных субсидий на репетитора. Уроки тогда
были недорогие, субсидии я получила, а вот подходящего репетитора не
находилось. Вероятно, моя глотка требовала какого-то особенно научного
подхода. Во всяком случае, наша англичанка после нескольких попыток
отказалась наладить мой "пронаунс".
Мать, работая в отделе снабжения одной почтенной организации, ежедневно
общалась с невероятным количеством народа. В кабинете у нее вечно толклись
снабженцы. За день ей рассказывали такое количество анекдотов, что, приходя
домой, она в восторге заявляла: "Мне такой анекдот рассказали!..", начинала
рассказывать сама, на середине делала паузу, вспоминая финал, и завершала
заключительной ударной фразой из совершенно другого анекдота, после чего мы
с минуту озадаченно смотрели друг на дружку.
Среди снабженцев были старые знакомые, регулярно спрашивавшие о моих
студенческих успехах. Таким образом, проблема английского "пронаунса" широко
дискутировалась в кабинете. И в один прекрасный день незнакомый человек,