"Николай Трублаини. Лахтак (Роман) (прикл. на море)" - читать интересную книгу автора

страха. Рыжий, по-видимому, испугался и помчался еще быстрей. Народ на
улице разбегался во все стороны, а мы смеялись, словно смотрели в кино
Игоря Ильинского или Пата с Паташоном. Через минуту Рыжий пропал из виду.
Возвратились мы на пароход, а мишка наш уже дома. Прошло немного времени,
и повели мы его в третий раз продавать...
- Эй, ребята, - крикнул с мостика Кар, - солнце всходит!
Все отвернулись от Торбы и впились глазами в горизонт. Над краем
ледяного поля гасло красное зарево. Вот из-за моря выплыл огненный шар.
Вокруг него на снеговых сугробах заиграли золотые брызги. Солнце победило
полярную ночь.
Моряки закричали "ура". Котовай заиграл на трубе, а Вершомет ударил в
самодельный бубен.
- Мы ликуем, словно древние дикие племена, - сказал метеорологу Кар.
Тот притопнул ногой и ответил хриплым от волнения голосом:
- Мне самому танцевать хочется!


Г л а в а II

Солнце светило недолго. Через несколько минут оно спряталось за
горизонт.
Моряки, не обращая внимания на мороз, возбужденно толпились на
палубе.
- Продолжайте, товарищ механик, - обратился к Торбе Котовай. - Я
слышал, что во Владивостокском порту был случай вроде этого.
- А мне рассказывали, что это случилось в Одессе, - вставил Лейте.
- История, друзья мои, любит повторяться, - смеясь, ответил Торба. -
А делать такие замечания невежливо. Поэтому я своего рассказа не кончаю,
догадывайтесь сами.
Механик подмигнул, засмеялся и пошел на кубрик. За ним двинулись и
другие.
Степа помог Эрику Олаунсену спуститься в помещение.
После озаренных солнцем просторов кубрик выглядел неприветливо. Как
ни боролись моряки с сыростью, она давала себя знать. Как ни проветривали
кубрик, но здесь было душно. А когда удавалось нагнать чистого воздуха,
становилось холодно, приходилось спешно затыкать все щели и кутаться
поверх меховой одежды еще и в одеяла.
Койки Эрика Олаунсена и Степы стояли рядом. Юнга очень старательно
ухаживал за норвежцем, и тот был очень благодарен мальчику. С берега к
нему приходили только два раза: один раз капитан Ларсен, а другой раз -
Ландрупп. Между прочим, Кара удивляло, что норвежцы никого из них не
пригласили к себе на остров. Капитан Ларсен ничего не ответил ему и на его
предложение весной вместе покинуть остров. Кар думал, что причиной первого
были, наверное, какие-то внутренние дела норвежской команды, а причиной
второго то, что капитан принял его предложение, но не хотел благодарить
заранее: мол, не о чем говорить, пока по-настоящему не начнется весна. Из
деликатности Кар не поднимал больше этот вопрос. Ларсен хотел забрать
Эрика Олаунсена, но Кар уговорил его оставить больного на пароходе до
полного выздоровления. Олаунсена, по-видимому, угнетало вынужденное
молчание. Иногда он начинал говорить, но никто его не понимал. Объяснялись